– Упокой, Господь, её душу и отмой души тех, кто позволяет себе унижать нас, ибо придёт за ними смерть и боль раньше, чем за нами.

Мальчик поднял испуганные глаза и начал сильно кашлять, задыхаясь.

***

Восемь часов утра, ну, или около того. Солнце весело заглядывает в окна, размахивая полупрозрачными ручками жителям города. Транспорт чуть шумит. Свежесть играется со светлыми занавесками, словно они не весят ни единого грамма.

На белой постели звёздочкой развалился герой нашего романа (хотя логичнее считать это «индийским кино» не в обиду, а скорее в шутку). С кровати свисает босая нога, пальцы которой слегка дёргаются, почуяв прохладу, карамельные чуть волнистые волосы короткими прядками обрамляют загорелое лицо. Полые, расслабленные губы во время медленных вдохов и выдохов тихонько шевелятся.

Неожиданно восхитительную негу нарушает пронзительный визг будильника. Шатен разлепляет серые глаза и, жмурясь от яркого солнца, насильно тащит себя из тёплой постели. Он лениво потягивается, плетётся в ванную комнату, умывается, а затем, придя на кухню, ставит чайник под утреннее радио…

Меня зовут Доминик. Фамилия «Кейн» досталась мне от покойного отца – игрока со смертью, однажды выпившего лишний и последний стакан, вовлёкший его в драку. Когда он умер, матушка моя тяжело заболела и не смогла меня растить и воспитывать, как подобает, а сделать из своего сынишки приличного английского джентльмена завещал ещё отец, поэтому я попал в закрытую школу—интернат для мальчиков. В пятнадцать лет, это не так весело, как кажется. Волей—неволей ты учишься спать с открытыми глазами и перемещаться в пространстве, как мышка—полёвка. Потом я поступил в университет, уехал в Швецию, надеясь оправиться от тех издевательств и ужасов, что встретили меня, пока я был подростком. Мать к концу моей иностранной практики выздоровела и ждала моего возвращения домой, в графство Девон.

И это уже давно не тот Девон, каким вы его, возможно, привыкли видеть. Аномальная волна туристов после скандального объявления о розыске какого—то сумасшедшего мужчины, кормившего своих леопардов человечиной, породила нереальный интерес к провинциальному югу Британии, как и ко всей стране в целом, потому что в один момент огромные токсичные помойки, существовавшие веками и приносившие тонны доходов, пропали, а люди прекратили умирать от удушья, голода и отравления. Естественно, за несколько лет деревеньки превратились в города, улучшилось всё: медицина, коммуникация, социальная сфера…

Небольшое прибрежное селение, в котором я родился, разрослось в порт. Самое прекрасное в нём – трамвайная линия. Многоэтажки рядами – все до единой – вели к берегу, а рельсы сновали между ними, как нарисованные. Небольшие вагончики наполнялись одними и теми же людьми – я знал почти всех, потому что пешком ходил на работу крайне редко, а вагончики в солнечные дни наполнялись особым воздухом. Пожилой кондуктор любил с утра полистать свеженькую газету, каждый раз охая, читая последние новости. Женщина с маленькой девочкой всегда выходили около странного переулка, в котором по вечерам раздавался собачий лай. Парень и девушка, заходившие раньше всех, учились в колледже искусств. Пожилая леди в лиловом пальто ехала нянчить внука…

Учёба моя была быстрой – я проходил практику будучи совсем зелёным. После я работал на побегушках в каком—то социальном центре, из которого уволился, когда мне предложили место поинтересней.

Теперь я работаю в психиатрической больнице. Смейтесь и говорите, что я безумец: я привык. Просто меня слишком задела ситуация с мамой – она ведь слегла от нервов.