– Было дело. Сейчас некогда.

– Мне нравится твоя квартира. Здесь так светло! В больнице серо, – Доминика плюхнулась на ковёр—шкуру. – Теперь я расскажу тебе, как всё было…

Имени его никто не знает, его не найти ни в книгах, ни в газетах. Единственный раз, когда оно произносилось на ТВ, имел место быть в девяностых, после широкого рейда в парламенте. О нём, мне кажется, все слышали, кто тогда жил…

То было обычное утро. Я собиралась на занятия под крики отчима. Мама была во Флориде, на фотосессии. Фыркнув, я вышла из дома. Улица почему—то пустовала. Серьёзно, просто никого не было, даже автомобили исчезли. Вдруг стало темно.

Я не могла пошевелиться. Мышечная чувствительность как—то намекала на то, что меня тащили или везли. Сердце колотилось, поддаваясь инстинктивному страху.

Новым ощущением стал запах свежей шпаклёвки. Какие—то голоса слышались вблизи. Я решила молчать в тряпочку, не зная, как правильно дальше действовать. Паниковать бесполезно.

Тьма сменилась ослепительно белым светом. Глаза болели, но я смогла рассмотреть приятелей по несчастью: это были взрослые люди из зомбоящика, который так полюбился отчиму. Один из них начал кричать и рваться, но в ту же секунду упал без чувств. Я еле слышно взвизгнула и задрожала. Краем глаза я заметила группу людей в чёрных костюмах. Они были вооружены и выглядели, мягко говоря, жутко. Западня. Мне больше всего было интересно, зачем им обыкновенная девчонка—дочь модели. Если они решат шантажировать мной мамашу, то это будет бесполезным ходом. Мать я вижу раз в три месяца и какой—то любви не получаю. Я сирота.

Силовики пугали: высокие и статные мужчины с серьёзными глазами. Я принялась исподтишка изучать их. Неожиданно группа начала движение в мою сторону. Я опустила глаза. Бетон – отличный проводник, особенно, если повисает тишина.

– Крис?

– Босс отправил.

– А сам не может?

– Будь осторожен со словами. Ничто не мешает мне заложить тебя. Я надеюсь, что с девочкой всё в порядке.

– Вон. Тихо сидит. Дрожит только что—то слишком сильно.

– Спасибо. Ну, вы, конечно, те ещё идиоты, – вздох. – Велели привезти женщину! А что вы, уроды, учудили?! К кошкам захотели?!

– Кристофер, мы понимаем, что…

– Радуйтесь, что босс уехал. Если он был бы здесь, через двое суток я бы соскребал ваши останки с железа и относил в печи! Сидите тихо, пока не приедет он, усекли?!

Первые дни я провела в непонятном месте. Серые стены давили со всех сторон. Шансы на побег были ниже нуля. От скуки я царапала заколкой на бетоне кружки. Я была ещё жива, и это радовало. Попасть в логово какого—нибудь извращенца из телевизора не хотелось. Я слышала каждую каплю, каждый шаг, скрип дверей и дыхание за соседней стеной. Приложив стакан к стене, я узнала, что это какой—то опорный пункт и что босс сейчас занят, поэтому «овцой» (как мерзко) займётся какой—то Крис. В соседней комнате задохнулся астматик. Потом я просто сидела в углу, вспоминая лица своих друзей. Я не хотела домой, но и тут находиться желания не было. За попытку скребнуть себя куском стекла (мало ли, может из—за ран они меня выведут, и я сбегу) я получила пинок в живот.

И вот в один прекрасный день я услышала:

– Забери её отсюда!

– Зачем надо было бить? Жить надоело?

– Она пыталась себе навредить. Что я должен был делать?

– Набрать мне!

Шаги. Я забилась в угол и затряслась. В комнату вошёл высоченный мужик лет тридцати. Мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его лицо. Широкие плечи, тот же чёрный костюм, но уже с белым воротником. Какой—то начальник этой заварушки? У него были спокойные карие глаза, кудрявая шевелюра и плотная щетина. Я сглотнула и поджала губы.