После того, как мама покинула нас, отец очень сильно сдал. Он замкнулся, стал молчаливым, а потом и вовсе начал стремительно худеть. Он стал частенько отказываться от еды, а под глазами у него появились тёмные мешки, волосы побелели совсем, и сейчас уже ничто не напоминало того пышущего жизнью и здоровьем весельчака, каким Ирума Лотта, мой отец, был когда-то.

Я отчаянно гнала от себя назойливый голосок разума, нашёптывающий, что уж очень эти симптомы смахивают на те, что были у мамы незадолго до её ухода.

– Матиас рассказал мне всё, – голос отца был скрипучим и похожим на потрескивание сосновых поленьев в печке, – О том, как новый император вышвырнул вас из дворца, не дав своего благословения.

На меня навалилась безнадега.

Отец был так рад предстоящей свадьбе… говорить как есть значило еще больше выбивать у него из-под ног землю.

– Все очень сложно, – дрогнувшим голосом ответила я, так и не решившись сказать ему всю правду.

– То есть, вы получили его благословение? – по-своему растолковал мой ответ отец и на его лице появилась такая яркая надежда, что у меня сердце защемило от боли.

– Не совсем, но…

– Тогда, все остальное уже не важно, – вздохнул он, враз сгорбившись и опустив голову.

– Не переживай так, пап, – кинулась к нему я, чтобы присесть рядом и приобнять за плечи, – Мы с Матиасом что-нибудь обязательно придумаем. Матиас сказал, что у него есть план.

Отец положил свою теплую жилистую руку поверх моей и тихонечко сжал ее.

– Спасибо, что пытаешься подбодрить меня. Но вряд ли это возможно, если император против.

– Но это правда…

Я хотела рассказать, как своими глазами видела, что Матиас разговаривал наедине с советником и тот даже выглядел как минимум заинтересованным в предложении моего жениха. Но, вспомнив об этом разговоре, я тут же вспомнила о самом главном. О том, о чем хотела расспросить его всю дорогу до дома.

– Папа, с тобой что-то случилось? Тебе плохо?

Отец поднял на меня подозрительный взгляд и настороженно спросил.

– А почему ты спрашиваешь, энкели?

Глядя в его глаза, пронизанные красными жилками от постоянного напряжения, я просто не могла соврать. А потому, сказала все как есть.

– От Матиаса я услышала, что тебе недолго осталось. Папа, о чем он говорил?

От меня не ускользнуло то, что на лице отца промелькнула сначала гримаса раздражения, а потом и безысходности. Тяжело вздохнув и отпустив мою руку, он кивнул.

– Я просил его не рассказывать об этом никому, особенно тебе, но… видимо, больше скрывать это не имеет смысла.

Сердце моментально остановилось и полетело вниз увесистым камнем.

– Не имеет смысл скрывать что? Папа, объясни…

– Кажется, меня коснулась та же болезнь, что унесла жизнь твоей матери, моей дорогой Аннели.

Теперь уже я почувствовала как меня поглотила волна отчаяния и обреченности.

Нет! Не возможно! Этого просто не может быть!

Я не могу потерять еще и отца… особенно после того, как мы все едва смогли прийти в себя после смерти мамы.

Но страшная правда в том, что я и сама в глубине души знала, что это может случиться. Не смотря на то, что отец постоянно отмахивался от своих болячек, говорил, что они от долгой работы и ему только стоит хорошо отдохнуть… я где-то в самой дальней глубине себя понимала, что это может оказаться чем-то гораздо более серьезным.

И сейчас, наконец, страшная правда прорвалась наружу, затопив меня болью и скорбью. До последнего я надеялась, что болезнь, которая унесла жизнь мамы окажется не заразной… но только что все мои надежды превратились в пыль.

– Аурелия знает? – дрожащим голосом, едва сдерживая рвущиеся наружу слезы, спросила я.