— Веди уже!

Катя встречает нас прыжком бомбочкой в воду.

— Она вчера так часа два скакала. — Демид усаживает меня в шезлонг и ныряет следом за дочерью.

Следующие полчаса умираю от умиления и украдкой вытираю слёзы. Мой бойкий ершистый котёнок чуть ли не облизывает отца, а тот готов бросить весь мир к её ногам.

16. Глава 16

Демид

Я как пятнаху сбросил. Кувырком назад нырял последний раз лет в шестнадцать. А в этом бассейне никогда не творилось такого веселья. Звонкий Катин смех — живая вода для моей души, а улыбка Евы — коньяк. Неожиданно в мажорную симфонию счастья вторгаются минорные аккорды:

— Дёма! Дёма сыночек! — из-за дома выбегает маман, придерживая за края белую широкополую шляпу. Брючный костюм сидит на ней как влитой. Мать влезла в туфли на платформе и высоких каблуках — дело пахнет керосином. Мама из-за больных суставов надевает их теперь лишь на первые свидания и когда является ко мне в образе «Яжемать-Королева».

Приезд Аманды я не предугадал. Думал, солнечная Италия удержит её в пылких объятиях. Выпрыгиваю из бассейна, как из котла с кипящей смолой. Катя следом. Прячется за меня и выглядывает с боязливым любопытством. Краем глаза подмечаю ехидную улыбку на губах Евы.

— Аманда? А почему не позвонила? — треплю Катю по мокрым волосам.

Мать багровеет, и я вспоминаю о сотне неотвеченных звонков за последние два дня.

— Объясни, пожалуйста, что происходит и кто эта девочка? — мать вытягивается в струну и смотрит на Катю, как на просроченный салат.

— Эта девочка — моя дочь, а значит, твоя внучка.

— Нет, это… Это возмутительно! То есть ты вот так сходу всё принял на веру? — мать снимает с рук тонкие кружевные перчатки. — Зачем? Давно проблем не было?

— Какие проблемы? — Катя берёт меня за руку. — Вам, кстати, больше пойдёт шляпа с короткими полями. Эта тени на лицо делает, и вы прям бука в ней. Да и лет прибавляет. Могу почикать. Кастрюля нужна побольше, карандаш и ножницы.

— Да? — Аманда стягивает с головы шляпу. — Я вот тоже думала над полями… — Маман спохватывается и, напялив головной убор обратно, с прищуром смотрит на Катю: — Сколько тебе лет, девочка?

— Шесть.

— Моя, мам, моя, — ухмыляюсь, глядя, как мать подсчитывает в голове. — Она в марте родилась.

— Да, десятого, — кивает Катя.

Мать сминает в ладони перчатки и цедит сквозь зубы:

— Я требую доказательств!

— Родинки на лопатке, как у меня, недостаточно? — поворачиваю Катю спиной к матери и подхватываю густые волосы дочери в хвост.

— Ты мне тут индийское кино не устраивай! — отмахивается мать, но взгляд её пытливо скользит по Катиной спине.

— А хотите цирк? — Катя выворачивается из-под руки и, разбежавшись, делает колесо и сальто. — Ап!

Малышка замирает, вскинув руку вверх, но хлопаю в ладоши только я.

— А с шапкой деньги она не собирает со зрителей? — брызжет ядом мать, упорно игнорируя Еву, хотя та сидит в нескольких шагах.

— Не собирает. Хотя, уверена, что вы именно таким представляли себе мою жизнь. — Ева поднимается из шезлонга, а я понимаю, насколько она сильная, раз улыбка сохраняется на худеньком лице. — Катя, напомни Трофимычу покормить Баламута.

— Хорошо! — Катя вприпрыжку убегает за дом.

Маман подходит к Еве:

— Блудная кошечка решила вновь соблазнить моего сына?

— Старая шалашовка всё ещё пытается что-то решать за него? — усмехается Ева и снимает халат.

Шрамы не в состоянии испортить красоту моей бывшей возлюбленной. Залипаю взглядом на её груди. Ева поглаживает упругие полушария. Сглатывая, смотрю на твёрдые горошины на её груди, и бугор под шортами выдаёт меня с головой. Ева кивает на меня и мурлычет: