С другой стороны – что если это именно дети правильно понимают, как устроен мир. И это взрослые – поломанные дети? Жить так, будто мир вращается вокруг тебя – не самый ли это правильный путь?

– Соня, эти ограничения – они не против вас… – она старался подобрать слова правильно. – Они против вашей мамы. Она не должна была делать… – Аня не понимала, как закончить эту фразу. Каждый раз, когда речь заходила о сути преступления Наташи, она упиралась в тупик. По сути, то, что она не должна была делать, сейчас сидит рядом с ней. Как можно сказать другому человеку, что его жизнь – это преступление?

– Не переживай, Аня, мы знаем, что она здесь из-за нас, – включился в беседу Лёва, который сидел на заднем сиденье и до этого листал книгу по астрофизике, будто бы в поисках картинок, но Аня-то знала, что он так читает – быстро перелистывая, после чего возвращаясь назад и снова перелистывая. – Мы просто заметили, что некоторые люди из правительства страны пытаются войти к нам в доверие. Вот мы с Соней и подумали, что могли бы что-то сделать, чтобы маму освободили.

– Ничего себе, – ответила Аня. – Похоже, кто-то из комиссии ведет себя не по правилам. Никто из правительства не должен с вами общаться в принципе.

– И всё же это происходит, – вернулась в диалог Соня. – Мы хотели попросить у тебя совета, Аня. Если не брать аспект, что правильно, что неправильно. Как на твой взгляд, что могло бы помочь нашей маме выйти из тюрьмы?

– Ну, раз уж вы всё равно общаетесь с кем-то из наших высокопоставленных чиновников, то, пожалуй, какие-то ваши заслуги перед ними могли бы дать вам вес. Если они будут чувствовать, что стали вашими должниками, то помогут вам общаться с мамой чаще. Есть, конечно, и более фантастический вариант.

– Какой же это? – Лёва внимательно смотрел в лицо своей опекунше, отражавшееся в зеркале заднего вида.

– Если вдруг примут закон разрешающий генные модификации людей. Ведь если так задуматься, да, во всём мире это запрещено, но российское правительство не сдерживают никакие международные законы. Не начнётся же из-за этого очередная война? Так что всё упирается только в решение нескольких самых влиятельных людей в стране. Если такой закон примут, то ваша мама окажется на передовой генно-модификационного бума, который за этим последует.

– Как это было в Китае? – уточнила Соня.

– Да, как это было, да и сейчас есть в Кита… Так, погодите, – спохватилась Аня, – а откуда и что вы знаете про Китай? Обмен информацией полностью закрыт уже пять лет. Откуда у вас данные?

Аня даже удивилась, почему употребила это слово – “данные”. С другой стороны, те клочки информации, которые пробивались в Россию из других крупных стран кроме как “данными” и не назовёшь. Как в словосочетаниях “данные разведки” или “ненадёжные данные”. Из-за рубежа уже давно не поступают ни “новости” и ни “информация”. А именно данные, которые можно переливать с компьютера на компьютер через флешки.

– Люди из правительства предоставили нам доступ, – туманно ответил Лёва.

– Значит, вы не просто с ними общаетесь, а уже работаете на них.

– Ну, это… – Соня явно собиралась выдать более точное определение для их вида сотрудничества, но Аня парировала:

– Не стоит вам мне об этом говорить. А мне не нужно этого знать.

В комнате свиданий их ждала Наташа. Три года тюрьмы изменили её – появились морщины, седина, но глаза горели тем же фанатичным огнём. Она была убеждена в своей правоте.

Дети бросились к матери. Полчаса пролетели быстро – рассказы об учёбе, проектах, достижениях. Лёва показывал чертежи устройства для очистки воды, Соня – формулы нового алгоритма распознавания образов.