Эмоциональная отстранённость. Аня знала этот эффект по отчётам других лабораторий. Когда мозг начинает работать более эффективно, эмоции отходят на второй план. Логика побеждает чувства.

– А защита от внешнего воздействия? – спросила Аня. – Военные требуют гарантий, что систему нельзя взломать.

– Полная изоляция, – заверил Сергей. – "СинапсПро" работает автономно. Никаких внешних подключений, никакого интернета. В отличие от китайских разработок.

– Что с китайскими?

– По разведданным, их нейроимпланты подключены к центральным серверам. ИИ может удалённо управлять носителями. – Сергей понизил голос. – Представляешь? Армия солдат, которых контролирует искусственный интеллект в Пекине.

Аня почувствовала холодок. Она слышала подобные слухи, но считала их паранойей.

– Это подтверждено?

– Частично. Во всяком случае, наше командование требует, чтобы "СинапсПро" был полностью защищён от любого ИИ-вмешательства. Поэтому мы используем биологические протоколы вместо цифровых.

– А сколько времени требуется для полной интеграции?

– У взрослых – около месяца. У детей, теоретически, должно быть быстрее. Детский мозг более пластичен.

У детей. Сергей сказал это мимоходом, как медицинский факт. Он не знал, что в голове его начальницы уже созревает план.

– Серёжа, а как быстро можно провести имплантацию? В экстренной ситуации?

Он удивлённо посмотрел на неё:

– Зачем тебе знать? У нас всё делается по строгому протоколу…

– Просто интересуюсь технической стороной. И вопросами безопасности – что, если противник попытается внедрить свои ИИ-системы в наши импланты?

– Ну… процедура занимает около часа. Местная анестезия, микроскопический разрез, установка чипа и нейронитей. Относительно простая операция. А защита – многоуровневая биометрическая идентификация. Никакой ИИ не сможет имитировать биологические процессы мозга.

– А можно ли провести её… неофициально?

Сергей нахмурился:

– Аня, ты о чём? Это военная разработка. Любое использование вне протокола – нарушение, которое может стоить нам не только работы, но и свободы.

– Я понимаю, – быстро сказала она. – Просто думаю о коммерческих перспективах. Когда мы сможем выйти на рынок. Особенно с учётом того, что люди всё больше боятся ИИ-систем.

– Не раньше чем через три года. Если вообще сможем. Этические комитеты очень щепетильны в вопросах модификации мозга. Плюс эти истерики насчёт искусственного интеллекта – людям кажется, что любая умная система попытается их поработить.

Три года. А Тимофей отстаёт уже сейчас. Через три года будет поздно.

Аня провела день, изучая технические детали "СинапсПро". Процедура действительно была относительно простой. Чип размером с таблетку аспирина имплантировался под кожу за ухом. От него отходили нанонити толщиной с человеческий волос – они сами находили нужные участки мозга и устанавливали стабильные соединения.

Система была почти готова к коммерческому использованию. Почти. И главное – она была защищена от любого вмешательства искусственного интеллекта.

По крайней мере, так им казалось.

Колония общего режима располагалась в двух часах езды от города. Аня ездила туда раз в месяц в рамках своих обязанностей члена опекунской комиссии. Всегда в сопровождении двух восьмилетних гениев Лёвы и Сони.

– Мы когда-нибудь будем видеть маму чаще? – спросила Соня, глядя в окно на унылый пейзаж, пока они ехали в машине.

– Сложно сказать. Пока что тридцатиминутные встречи раз в месяц – всё, чего смог добиться адвокат мамы, – проговорила Аня.

– Это неприятно. Почему они с нами так поступают? Что мы можем сделать, чтобы исправить ситуацию? – слова очень взрослые, но даже если бы Аня не знала, кто их произносит, она поняла бы, что ребёнок. У детей всегда всё крутится вокруг них – они причина всего.