Наиболее адекватно из рассмотренных авторов социальные проблемы ставит и решает Владимир Козлов (1980 г. р., «Новый мир», №6). В его стихах прорезается «шум времени», они притягивают трезвостью, горькой иронией и твердостью интонации: «Европа первая оформила патент на старчество, / с тех пор постоянно повышает качество, / производя великолепные руины, / да что там: прошлое – любимый / гарнир, доступный классам ниже среднего и среднему, / приправленный пиндосовскими бреднями, / жареным мясом с востока идущей тревоги, / он делает блюдо в итоге». Другое дело, что эти «звуки лиры и трубы», «облитые горечью и злостью», чрезвычайно заезжены, и литературоведческие и критические работы автора (в свои тридцать пять лет уже доктора филологических наук) отличаются большей чуткостью к художественному слову. Да и элементарно интересней.

В общем же создается впечатление, что стихотворцы действительно «обязали» себя быть гражданами – настолько неестественны их социальные витийства, апеллирующие не столько к непосредственной социальности, сколько к модной социологии. Печально.

* * *

Общие выводы вряд ли могут поразить оригинальностью. В целом сильна раннесимволистская тенденция: чем непонятней, тем лучше. Работает она не всегда в правильную сторону. Процент «молодой» поэзии на страницах «толстых» журналов довольно здоровый. Стихи «старших» поэтов, в целом, действительно весомее, сбалансированнее, качественнее, и вытеснять их за счет обвальных публикаций «проб пера» было бы глупо. Удручает разве что явное ослабление (не скажу – отсутствие, но ослабление) преемственности между поэтами разных поколений (и внутри молодой поэзии – между двадцати- и тридцатилетними), связанное, возможно, с тем, что читают они друг друга редко и эпизодически. А ведь именно заинтересованное взаимодействие с поэзией предшественников – будь то даже принципиальное несогласие с ними30 – во многом двигает литературный процесс вперед. Есть ряд положительных моментов: в частности, заметно ослабло повальное и слепое увлечение Бродским, достигнувшее в какой-то момент масштабов просто угрожающих, хотя артефактов его заманчивой поэтики по-прежнему хватает.

Ценностная ориентация молодости нередко (как, например, у Маяковского) включает в себя и вечность, и смерть, особую остроту восприятия красоты, правды и счастья, устремленность к предельным состояниям и воплощениям человека и мира. Этой предельности в стихах современных молодых поэтов немного. Их скорее интересует довольно комфортная рефлексия над предельностью, нежели непосредственное вчувствование в нее, хотя вышеперечисленные мировоззренческие «приметы» молодости, конечно, разбросаны по стихам – не быть их не может.

Разнообразие поэтик и стилей в современной молодой поэзии – есть. Есть, однако, и дурная пестрота, плохая иллюзорная эклектика, скрывающая за собой угнетающее трендовое однообразие. Поэтому, наверное (вспомним тезис Шайтанова), и имен мало, молодой поэт сегодня иногда просто не дорастает до «имени» (подразумевающего не громкую славу и премии, но прежде всего «лица необщее выражение»). В итоге – мозаичность, раздробленные лучи света, не освещающие общий сумрак, множество отдельных импрессий, перечислительности, самоцельного стремления к оригинальности образа и метафоры и т. д. Но выходы на цельность, внутреннее единство, на создание своей поэтической картины мира встречаются нечасто. Тревожит и некий уход от метафизики, игнорировать которую не менее опасно, нежели безоглядно в нее впадать. Однако даже отказ решать «проклятые вопросы», если он достойно эстетически мотивирован, – это уже способ их решения.