Асавин резко грохнул кулаком по столу, отчего игниат громко звякнул склянками.

– Да закрой наконец пасть!

Эмоции неконтролируемым потоком выплеснулись наружу. Все те, что он привык отметать, подавлять, маскировать и тщательно припудривать. Все те, которыми он привык манипулировать. И вдруг так легко сорвался, словно зеленый простофиля. Довел все-таки, сраный хорек!

– Что, неужели не все человеческое в тебе умерло? – спросил алхимик. – Неужели ты все еще способен на сочувствие? Только согласись, Асавин, сочувствие проснулось в тебе слишком поздно, чтобы что-то изменить.

Эльбрено пулей выскочил из лаборатории и долго слонялся по Цитадели, вслушиваясь в ее мерный шум. Он пытался слиться с ним, но каждый раз в идеальной мелодии он слышал дисгармонию. Дисгармония была в нем самом, это она все вокруг делала нескладным и фальшивым. Развинтился какой-то старый гвоздь и превратил идеальный автоматон в набор дребезжащих кусков дерьма.

Вечером Асавин зашел к Дивнике. Бродя по улицам, он внезапно вспомнил их первую встречу, когда она штопала лицо Френсису. Как смело и решительно она тогда дала отпор пристающему к ней головорезу. Асавин не придал этому значения, а стоило бы. Ведь когда он пришел к ней мокрой грозовой тучей, она была напугана больше, чем печально известным головорезом. Эльбрено хотел поговорить с ней об этом, но она только кивнула в сторону комнаты, где лежал Тьег. У его кровати сидел Курт, уткнувшись лицом в одеяло, плечи его дрожали. Оранганец увидел Асавина и тотчас накинулся на него:

– Тварь! Это все твоя вина! Надо было еще тогда продырявить тебя насмерть!

– Курт, не надо! – Дивника попыталась оттащить взбесившего мальчишку, но тот упирался руками и ногами.

– Курт… Прекрати…

Оранганец разом обмяк и поплелся на слабый голос хозяина. Тьег выглядел не краше мертвеца.

– Простите, но я так зол на него, – шепнул Курт.

– Это теперь ни к чему… – прошептал Тьег. – Не надо кричать. Мне и так очень плохо.

Курт тихонько заскулил, по щекам потекли слезы, и он сел на пол, как послушный пес возле кровати хозяина.

– Асавин… Хорошо, что пришел. Ты стал редко навещать меня.

Эльбрено присел у постели больного:

– А ты, значит, заскучал?

– Мне нравится разговаривать с тобой, ты рассказываешь много интересного. – Тьег медленно моргнул, словно превозмогая сон, а затем добавил. – Я хочу кое о чем тебя попросить.

– О чем?

– Принеси мне книгу.

– Книгу? – Асавин улыбнулся еще шире. – Ты ненавидишь книги.

– Она нужна мне. «Закон небесный и земной». Пожалуйста, принеси мне ее.

Эльбрено рассеянно кивнул. Насколько он помнил, ирдисты, такие как Тьег, читали ее на религиозные праздники… и перед смертью. Унылый обряд, призванный внушить смирение перед неминуемым. Значит, принц прекрасно осознает свое состояние. Возможно найти ее будет непросто. Да и какая Асавину с этого выгода? Никакой. Мальчишка теперь бесполезен, но отказать ему просто невозможно. Как и свыкнуться с мыслью, что он умрет.

Книга нашлась быстро, меньше чем за сутки. Удивительно скромная по размеру, с потертой обложкой в пятнах жира, воска и даже крови. На следующий день Асавин пришел проведать Тьега с нею в руках, и глаза парня засветились от радости:

– Спасибо. Не мог бы ты мне почитать?

– Мой имперский не так хорош, как в былые годы, – вдохнул Асавин, открывая первую страницу.

– Это не так важно. Я хочу разделить это с тобой.

Асавин поднял глаза над страницей и увидел облокотившуюся на дверной косяк Дивнику.

– Хорошо, – ответил Асавин, снова уткнувшись в книгу. – «Внемлите. Нет в мире ничего сильнее жертвы, ибо мир наш был сотворен жертвой. Жертвуя, мы бережем, как бережет нас Ирди Вездесущий. Жертва – ключ к любому миру».