Пока мать занималась собой, Дарсия балетом, а отец просмотром её выступлений, я торчал в комнате или ездил на велике за город. Может, и удивительно, но даже у меня был друг, в чьей компании я коротал время. Его звали Кевин. Катались мы часто, поскольку в Принстоне люди не так уж любят спешку. Шансы, что тебя собьют на улице, небольшие, а если уехать подальше, то можно совершенно расслабиться. Однако пришёл день, когда семья Кевина переехала, и я лишился человека, с которым надеялся существовать бок о бок до конца жизни. От меня словно оторвали кусок. Разрывы всегда болезненны. Я переживал долго и тяжело. Теперь же я смотрел на Дарсию, с лёгкостью променявшую уют и тишину на городские огни и лицемерное однодневное общество. В самом затаённом уголке души я завидовал ей, но не хотел себе в этом признаться.

– Малыш! – крикнула Дарсия и, расцепив объятия, потянулась за клеткой с Добби. Пёс радостно замахал хвостом. Вероятно, узнал её. Сестра любила кормить подлизу вкусняшками.

– Я освободил для тебя комнату, – сказал отец, затаскивая по лестнице мой чемодан. Дом дыхнул на меня запахом выпечки и апельсинов. Я бегло осмотрелся в холле. По левую сторону располагалась достаточно просторная кухня с большим количеством шкафов бежевого цвета. Светлые стены и ламинат давали возможность оценить, насколько идеально чисто в этом месте. Над столешницей висели выключенные лампы, на дальнем краю стояла коричневая статуэтка в форме рыбы, а прямо располагались окна со светлыми закрытыми жалюзи. В левой стороне находилась гостиная, ужаснувшая обилием дорогой мебели. Белые диваны и кресла будто вопили: «не смей прикасаться к нам». Снежный махровый половик в моём воображении сморщился, издали учуяв запах потных ног. Фантазию поразили абстрактные картины, висевшие на аскетичных стенах и множественные статуэтки, украшавшие камин, столик, комод. Здесь жила часть моей семьи, но сейчас они представились мне чужими людьми. Захотелось убежать и спрятаться, однако я последовал за отцом на второй этаж.

– Я купил тебе постельное и полотенца. Если что-то понадобится, составь список, приобретём.

Моя комната оказалась примерно того же размера, что в Принстоне. Я обрадовался: хоть к чему-то не придётся привыкать. Второй плюс – здесь не было белой мебели и половика. Стены, выкрашенные в синий цвет, пустовали. На кровати одиноко лежал матрас, а на тёмном письменном столе запакованное бельё.

– Да, спасибо, – ответил я, поставив сумки у стены. Придётся потрудиться, чтобы создать здесь уют, но я справлюсь. В таком месте, как Нью-Йорк, мне необходимо убежище.

– Прими душ и спускайся. Уверен, ты голоден.

Отец улыбнулся и вышел из комнаты. Желудок скрутило, но есть я совсем не хотел. В стрессовых ситуациях меня тошнит, впрочем, отказываться – невежливо. Всё-таки Дарсия старалась. Пришлось освежиться и спуститься на кухню. Сестра уже накрыла стол, отец сидел неподалёку. Я неуверенно отодвинул стул, боясь нарушить царящую идиллию и вспомнил небрежность матери, часто кидающей остатки полуфабрикатов в раковину. Меня передёрнуло. Как приспособиться к новой жизни? Как не запачкать это дорогостоящее пространство?

– Надеюсь, вышло неплохо, – сказала Дарсия, раскладывая чизкейк по тарелкам. Домашняя еда – звучало как что-то из мира фантастики, поэтому я подбодрил сестру:

– Выглядит аппетитно.

Мы принялись есть, и, хотя выпечка Дарсии действительно вышла отличной, кусок не лез в горло. Страх сжимал внутренности и угрожал задушить, если я сделаю неверное движение. Меня тошнило, трясло, и я изо всех сил старался не показать паники, вырывавшейся наружу с каждым выдохом. Не знаю почему, но казалось, что отчаянием я пропитываю воздух и скоро это непременно заметят. Некоторое время мы ели молча, как вдруг Дарсия заговорила.