В лес пошли поэтому не «по первой росе», а чуть позднее. Нас вел сын Мардарьевны – Николай. Он показал чудеса ловкости и какого-то сверхъестественного чутья. Николай находил грибы в невероятном количестве, почти под нашими ногами. При этом он извлекал из-подо мха таких малышей – белые грибочки, что мы просто диву давались. Только через час-другой мы тоже начали находить малышей из белых грибочков.

Так прошел наш поход в Панкино. В памяти остались мои переживания от вида ночного горшка с творогом на обеденном столе и две корзины белых грибочков, у которых даже шляпки еще не потемнели, настолько они были молоды.

Через год после войны меня взяли в поездку в Ленинград. Я впервые ехал в поезде. Двухлетнюю Иру родители оставили с бабушкой Сашей. Поэтому нам представлялась возможность побродить по этому городу и посмотреть его. Пешие прогулки родители любили и предвкушали эту возможность как большое удовольствие.

Их опасения, что маленькая Ира стала бы помехой в прогулках по городу, совершенно понятны. Ведь мои медленные передвижения пешком в три-четыре года то же сдерживали их передвижения.

А ходить в те далекие времена даже с детьми приходилось много. В войну и послевоенные годы общественный транспорт не ходил вовсе или ходил очень редко и был ненадежен. Все передвигались пешком, «пешедралом» или «одиннадцатым номером» – так обозначали этот бипедальный способ передвижения.

Удивительно было то, что ходили в гости или по какой-либо другой необходимости без всякого предупреждения. Коли надо, то шли и обычно заставали знакомых или родных на месте. Двери иногда вовсе не запирали, достаточно было в них постучать и после этого войти.

Если же двери оказывались запертыми, то искали звонок. Это колокольчик с «дистанционным приводом», но висящий в квартире. Снаружи рядом с дверью имелась особая ручка, которую надо было дернуть на себя. Через натянутую проволочку усилие передавалось рычажку, который ударял по колокольчику. Некоторые звонки имели какие-нибудь надписи, вроде «Вишу у дверей – звони веселей».

В худшем положении оказывался посетитель, если двери в доме оказывались запертыми, а звонка не имелось. Когда стук косточками пальцев или кулаком не достигал слуха хозяев, то приходилось «включать усилитель сигнала». Для этого надо встать спиной к двери и стучать в нее пяткой. Обычно удавалось достучаться.

Так что ходили много, и пешие переходы через пол города считались обычным способом передвижения. Это отразилось даже в речи. Так, выражение «сходить в город» обозначало посещение центральных частей города. Теперь такие переходы редки, и все чаще говорят «съездить в город (или центр).

Опасения родителей по снижению скорости передвижения с маленьким ребенком чуть позднее оправдались полностью. Через несколько лет всей семьей мы были проездом в Москве. Посетили Третьяковку и ВДНХ. Иринка, как всякий ребенок, быстро уставала, а основные проблемы, которые нам приходилось разруливать, заключались в трех ее желаниях – попить, пописать и поесть. Слова «алгоритм» еще не было в обиходе, но последовательность действий уже была четко запрограммирована даже детьми.

Все, что связано с впечатлениями от поездки, для меня оказалось совершенно новым и потому непривычным. Даже предвкушение поездки стало настолько всепоглощающим, что в день отъезда еще с утра я потерял аппетит. Зато как только сели в поезд, мне захотелось есть. Да не просто есть, а утолить почти волчий аппетит. О чем я и объявил в первые же минуты после начала движения.

Поезда в те времена ходили неторопливо, так как водили их солидно пыхтящие паровозы. Они имели привычку часто останавливаться, потому что каждые полтора-два часа паровозники набирали воды в тендер – эта стоянка длилась минут двадцать. А примерно через три часа приходила очередь более длительной стоянки, как пояснил отец, для чистки топки паровоза.