Мы поняли, что надо более внимательно слушать объяснения учителя в школе, а то можно и погореть.

А считать, пожалуй, надо было бы многие задачи устно. Так, определение цены на покупки в магазине, вычисление процентов от какого-то количества для многих осталось почти недоступным. Это видно на примере использования понятия «порядка». Часто выражение «на порядок выше (или ниже)» для многих обозначает что-то неопределенное, большее или меньшее, примерно в два раза, а не в десяток раз по сравнению с исходным количеством.

Поэтому хочется сказать, что нас действительно на порядок лучше учили, и школа не была таким уж страшным пугалом, каким оказываются нынешние ГБОУ СОШи. От одного этого названия дрожь берет.

Проступок и поступок

В начальной школе мы, мальчишки, часто шалили, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание девчонок. Иногда это удавалось, и если девочка замечала старания мальчика, то, считай, цель проказника достигнута. К сожалению, за шалости нас иногда наказывали, но чаще занудно журили.

В четвертом классе я считал себя уже почти взрослым, особенно по отношению к более младшим ученикам. Нам же предстояли четыре экзамена – выпускные из начальной школы. Мы побаивались этих первых в жизни испытаний, но они же придавали нам некоторую самоуверенность по отношению к младшим.

Мы иногда шалили, но чаще шалости были мелкими: на переменке бросали тряпку, рисовали мелом на доске, играли в салочки или попросту резвились и громко кричали.

Но однажды мы совершили какое-то тяжкое преступление, за которое полагалась соответствующая кара. Возможно, что это нарушение было серьезным в понимании учителей, но то, что мы о нем ничего не помним, говорит о сущей ничтожности проступка. Полагаю, что кто-нибудь написал на доске не очень приличное слово или еще что-нибудь в этом роде.

Для начала карательной операции надо было выявить зачинщика. Роль следователя поручили Ивану Константиновичу – учителю из соседнего класса и преподавателю физкультуры.

Он, возможно, знал, как следует делать в этом случае. Для этого учитель выстроил нас в нижнем холле, в вестибюле, или прихожей. Мы стояли кучкой в ожидании предстоящих кар и думали, что все наказание обернется очередной взбучкой, после которой нас отпустят. Уроки уже закончились, и все уже хотели идти по домам.

Но И. К. построил нас в несколько рядов на расстоянии вытянутых рук друг от друга. А затем велел поднять руки на высоту плеч и… так их держать.

Мы хихикали, удивляясь легкости наказания, оно казалось простым и даже примитивным. И.К. на нас прикрикнул, и мы посерьезнели и встали, как требовал «начальник».

Уже через пятнадцать-двадцать минут до нас дошло, что так стоять очень трудно. Мы же не знали, что в детстве неподвижность во время сидения, да и стояния тоже, невыносимо трудна.

До нашего детского сознания постепенно дошло, что это же пытка, которую мы не выдержим и скажем, кто же был заводилой в нашей проказе. Слава богу, не нашлось слабаков, все мысленно уперлись и молча стояли. Иногда мы перекидывались словами, но И.К. ходил по рядам и покрикивал на нарушителей.

Время тянулось невыносимо медленно. Спасения никакого не предвиделось, подбирался голод, уроки-то уже давно закончились.

Тут я вспомнил, что вчера мы с другом Славкой были на занятиях морского кружка. Я тогда предусмотрительно сунул в карман кусок хлеба и на обратном пути мы лакомились им, медленно посасывая хлеб во рту.

Решил проверить, не осталось ли кусочка от вчерашнего «перекуса». Тайком засунул руку в карман, пока И.К. повернулся ко мне спиной. Но в кармане оказались только крошки хлеба. Быстро бросил в рот то, что удалось собрать по углам кармана.