Но шли-то мы за грибами, поэтому решили осмотреть церковь на обратном пути и двинулись дальше по дороге.

Грибов набрали много. День разгулялся, и настроение было отличным.

Как только выбрались из леса, то увидели эту церковь. А точнее, храм. Он был так красив, что дух захватывало. Церковь просто сияла серебром – это осиновый лемех многих куполов блестел под осенним солнцем.

Храм еще был кое-где огорожен, и даже сохранилось несколько скамеек. Даже издали становилось понятно, что это уже покинутый храм. На дверях его висел большущий амбарный замок. Что уж там хранили – одному богу известно.

Мы присели на скамейку у паперти и достали свои нехитрые припасы, чтобы перекусить перед дорогой. Непроизвольно залюбовались украшениями – деревянной резьбой, куполами, красивыми навесами и крылечками. Так сидели до самого последнего срока, чтобы не опоздать на поезд.

Вышли в последний момент и пошли к станции. И хотя мы спешили, да и корзины с грибами скрипели от тяжести, но все время оглядывались, чтобы посмотреть на храм. Чем дальше мы уходили, тем меньше были видны следы заброшенности, храм как бы поднимал голову и говорил: «Я держусь и жду вас еще раз». Я тоже думал, что мы сюда еще приедем и увидим эту красоту.

Судьба, однако, распорядилась по-своему: увидел я подобную красоту лишь спустя почти двадцать лет в Кижах. А этот храм через несколько лет сгорел.

Вот уж действительно – что имеем, не храним, а потерявши, плачем.

К сожалению, этот принцип так и остался неизменным. Обидно, что ничего нам не удается сохранить, а плачут по утраченному лишь немногие, остальным же обычно безразлична судьба нашей старины. Но попробуй сказать им, что не стоит тогда считать себя патриотами – оскорбятся со страшной силой.

Во времена хрущевской оттепели стало можно говорить о вере. Мы, конечно, не знали, что это очередной обман властей.

Я с моей двоюродной сестрой Люсей, вдохновившись новыми веяниями, решили отдать в музей бывшие домашние иконы. Иконы хранились на чердаке дома.

В то время наша картинная галерея и краеведческий музей еще не разделились, так что мы рассчитывали на предстоящее обогащение музея, хотя и галерее наш дар тоже, может быть, пригодится.

Мы основательно нагрузились священными предметами – под самую завязку. Одна икона, а точнее объемная композиция «Вознесение», была довольно большой по размерам. Похоже, это была резьба по алебастру, потом покрытому позолотой. Находилась эта композиция в красивом позолоченном футляре. Кроме того, мы несли еще три или четыре большие иконы (размеры их в высоту превышали 50 см) и несколько мелких.

С большим трудом дотащили весь груз до музея. О том, что он примет наш дар, мы предварительно договорились. В музее тоже подготовились к нашему приходу, и поэтому нас провели по запасникам.

Там увидели много интересного из того, что нам показали. Оказалось, что в музее много картин Машкова, были неплохие, но не идентифицированные картины европейских художников. Всего скорее, это были вещи из коллекций, реквизированных в годы репрессий.

Мы продвигались по закоулкам хранилища, как вдруг работница музея открыла низкую дверцу темноватой каморки с несколькими мужскими фигурами внутри. Оказалось, что это деревянные скульптуры Христа, ожидающего суда и Голгофы.

Люська аж вскрикнула, настолько эти скульптуры походили на предбанник с сидящими мужиками. Похоже, этого ошеломляющего впечатления экскурсовод и добивалась.

Размеры фигур были близки к нормальным человеческим, а усиливало впечатление то, что фигура Христа вырезалась обнаженной.

На готовую фигуру обычно потом надевали соответствующие одежды, и даже для нее изготавливали обувь. Экскурсовод рассказала с придыханием и закатыванием глаз, что тапочки, сшитые для статуи Христа, часто оказывались изношенными! Мы, естественно, ахали.