Вообще-то хозяйка, у которой я остановился, – та самая баба Нюра – вообще мне не советовала идти сюда, к омуту. Очень не советовала, а почему – толком не объяснила. Нехорошее, дескать, место – и всё тут! Но я, тем не менее, пошел. А куда еще-то идти – речушка мелкая, пересохшая, осокой и камышом у берегов заросшая, даже искупаться – и то не тянет, несмотря на жару. Вот омут – другое дело! Глубокий, темный, в тени нависших с берега ветвей, – даже на вид он казался прохладным. Половлю с часик, решил я, и если действительно клевать не будет – обязательно искупаюсь.

Оказалось, мысль о купании в омуте посетила не меня одного. Сначала я увидел тень на воде – кто-то подошел к обрывистой кромке берега надо мной. Вот тень вскинула руки, стаскивая с себя одежду, наклонилась, присела и пропала. Затем прошуршали по береговому склону несколько комочков глины, и бывшая тень спустилась к воде. Я машинально повернул голову, но тут же вновь уставился на воду, чувствуя, что краснею. Источником тени оказалась женщина – молодая, насколько я успел заметить, и совершенно голая.

Меня она, казалось, не замечала. А поскольку не заметить центнер живого мужика с трех-четырех метров невозможно, лучше сказать, что она меня просто проигнорировала. Боковым зрением я увидел, как женщина ногой потрогала воду и решительно двинулась вглубь. Теперь, когда она оказалась ко мне спиной, я позволил себе скосить в ее сторону взгляд. Но смотреть уже было не на что – выбросив вперед руки, женщина нырнула. От поднятой волны поплавок укоризненно закачался, напоминая о себе.

«Ну вот, всю рыбу распугала!» – пробубнил я и улыбнулся, вспомнив Карлсона. Но у того в аквариуме по крайней мере точно была рыба, а в этом тихом омуте, видать, действительно одни черти водились. Да вот теперь еще русалка. Я подумал, не смотать ли удочку, а то еще зацепится за крючок гордая купальщица. Или она уже за что-нибудь зацепилась – что-то уж больно долго не выныривает?

Все-таки я достал снасть из воды, но сматывать пока не стал. Положил удочку, не отрывая глаз от гладкой поверхности омута. Сколько уже прошло – минута, две? За это время омут можно переплыть раз десять… В животе пробежался неприятный холодок. Я снял шлепанцы и ступил по щиколотку в воду, словно от этого могло стать лучше видно в темной глубине.

Еще через пару минут я утвердился в мысли, что с женщиной случилась беда. Но нырять за ней – добавить еще один труп. Бежать за подмогой в деревню – пройдет минут двадцать… И зачем я поперся к этому омуту! Ведь говорила же мне баба Нюра!

«А что, если бы не пошел, женщина бы не утонула? – ехидно спросил кто-то внутри меня. – Или просто совесть осталась бы чистенькой?» «Да при чем здесь совесть! – огрызнулся я сам на себя. – Плавать же я всё равно не умею!»

Так, переругиваясь с собственной совестью, или с чем там еще в глубине черепушки, я продолжал метаться вдоль берега, зайдя уже по колено в воду. Наконец, я догадался поорать – вдруг кто-нибудь да окажется рядом. И точно, не прошло и минуты, как сверху послышалось:

– Ну, чего орешь-то?

Я мигом вскарабкался на берег. Передо мной, затягиваясь папироской и лениво щурясь, стоял мужичок неопределенного возраста с хлыстом через плечо. На нем, несмотря на жару, надет был кургузый пиджачишко, темные, мятые и грязные брюки, кирзовые сапоги и темная же, давно потерявшая естественный цвет, засаленная кепка. Судя по всему, это был местный пастух, хотя никаких коров я поблизости не видел.

– Закурить не дашь? – окинув меня цепким взглядом, спросил пастух, продолжая попыхивать папироской.