«Мобила», наконец-то, замолкает. Но через мгновение снова запела. Поднимаю «трубу» и слышу:

– Пирвет, как дела?!

Да-да, вспомнил, правда, с трудом, этот голос, и искаженное от слова «привет». Это приветствие вернули меня в давние дни молодости. Это был Ринча – Ринчин Батадаев, мой хороший знакомый еще со времен молодости.

– Не удивляйся, к тебе приехал, персонально, стою возле твоего дома.

– Как?! – я в недоумении.

Не сказать, что были друзьями. Просто хорошие знакомые, товарищи, сблизившиеся еще в далекой юности, как коллеги в районной газете. В реале я не очень общительный, чаще говорю «нет», чем «да», не сразу иду на контакт с людьми. Они приходят и уходят. Кто-то лишь мелькнёт, а кто-то надолго задерживается в жизни. Но все они, так или иначе, оставляют след в жизни.

А приятельские отношения привык рассматривать как отношения без обязаловки. Типа «привет, пока, как дела?»

Меня очень удивил Ринча. К тому же я допоздна слушал Путина на пленарной сессии дискуссионного клуба «Валдай», потом сопоставлял комментарии известных политологов и политиков – уснул лишь под утро. Этот ранний звонок ошарашил меня, прервал сон, все смешалось в голове – и сон, и бабушкина песня, эти слезинки, и Путинское выступление. Я с трудом заставил себя вернуться в реальность.

– Ну, что ж, поднимайся на мой третий этаж, жми кнопку домофона, моя квартира…

–-Я знаю номер твоей квартиры…

Мысленно подумал, прямо какой-то гэбэшник. Ну да, ладно. Уже звонок в дверь. Открываю.

И вот стоит он – Ринча! Я бы не узнал его, наверное, если встретил где-то в городе, случайно. Изменился: изрядно поредела густая шевелюра, лоб испещрен мелкими, короткими, морщинками. Нос, как перезревший помидорчик, чуточку раздулся, скрывая скуластость, убавляя щеки. При встрече с такими людьми знакомые неизменно подшучивают: «Ну, ты и выпить горазд! Опять нос красный».

Но Ринча, помню, никогда не увлекался этим, все в меру.

А вот глаза, глаза не изменились – остались, как и в молодости, бодрыми, улыбчивыми, смотрящими на тебя как-то въедливо и настырно. Эта игривая смешинка делала его взгляд добрым и располагающим. Только внешний край округлых, с густыми ресницами, глаз, испещренный мелкими морщинками, скрывал азиатскость, взгляд его глаз с зеленоватым оттенком становился чуточку европеидным, намекая на скрытую информацию о заблудших где-то, не чистых, генах. Но кого это удивляет в нашем Забайкалье?!

Одет слишком не серьезно – осень поздняя, а наряд почти летний: легкие туфли, поношенные джинсы, ветровка поверх рубашки, смешная кепчонка со словами «Байкал» на седой голове.

Закатил ему четверостишие:

А я иду в задиристой кепчонке,

Едва заломленной набекрень.

Как будто вновь спешу к девчонке

Вчерашний вспомнил день.

– Не глумись над фартовым мужиком, – сказал он, то ли по-дружески обнимая, то ли, подталкивая плечо в плечо в знак дружбы, а может это был жест извинения, что пришел так некстати. И он, как бы в ответ, начитал:

Я поправлю небрежно кепчонку,

В моросящий октябрьский денек.

На ладонь мне положит листочек

Девчонка, которой уж нет,.. – эти строки, наверное, написал сам, подумал.

Он разделся, аккуратно поставил на пуфик в прихожей желтый, скорее всего, из кожи, старенький, помятый, но очень большой, пузатый, портфель. И все что-то говорил и говорил.

Уже потом, когда он ушел в туалетную комнату, восстановил диалог.

– А что это у тебя за музыка такая на телефоне, шансон?

– Да, в исполнении группы «Монгол шуудан». Мне тоже нравится песня о Москве в исполнении Монгола, – сказал Ринча, вытирая руки. – Частенько крутят эту песню на Русском радио… Особенно эти, о Москве: «Да, теперь решено без возврата, я покину родные края. Уж не будут листвой крылатой, надо мною звенеть тополя…»