Однако самым главным отличием российского колониализма является то, что Россия изначально складывалась как многонациональное государство, для которого было характерно отсутствие комплекса превосходства, лояльное, и иногда даже покровительственное отношение к другим, особенно малым народам. И это неудивительно, ведь Россия всегда испытывала недостаток в людях, поэтому, при победе над своими противниками, не происходило целенаправленного истребления, как это делалось во многих колониальных империях. Напротив, в России «побежденных» стремились всеми силами завлекать на государственную службу, для чего им даже предоставлялись определенные привилегии недоступные для остального населения страны. Толерантность закреплялся в воинском уставе, принятом Петром I, наставлявшего начальников вести себя с подчиненными, независимо от звания: «Какой бы веры или народа они суть не были, между собой должны христианскую любовь иметь»124.

Кавказ оказался в орбите имперских воззрений преимущественно благодаря стратегически важному положению. Современники называли его не иначе как «мостом» и «трамплином в Азию»125. И действительно, кавказский регион в XVIII – XIX вв. являлся ареной соперничества целого ряда мировых держав: России, Турции, Персии, Англии и Франции. Несмотря на установившуюся к середине XIX в. гегемонию России в регионе, все они на протяжении Кавказской войны продолжали проявлять активный интерес к Кавказу. Они активно материально и психологически поддерживали независимые кавказские народы к бескомпромиссному сопротивлению российской армии. Для реализации своих целей они активно использовали специальных агентов – эмиссаров126.

Знамя натухаевцев времен Кавказской войны. Фото автора

В сложившейся ситуации российские офицеры, отождествлявшие себя главными защитниками интересов государства, воспринимали захватническую войну на Кавказе как необходимую и вполне справедливую. Набеги кавказских горцев, постепенно усиливавшиеся пропорционально увеличению роста пограничного российского населения, подкрепляли их уверенность в необходимости покорения воинственных соседей.

Тем не менее, в российском обществе война на Кавказе воспринималась весьма неоднозначно. Следует заметить, что вплоть до начала активных наступательных действий в 1850-х гг., оно оставалось в «полном неведении»: о войне судили поверхностно «по нескольким повестям да рассказам людей, приезжавшим на Пятигорские воды»127. В отличие от офицеров российское общество в массе не понимало даже целей, заставлявших государство добиваться столь дорогостоящего в материальном и людском отношениях покорения далекой страны. Ведь в общем обзоре внешнеполитической стратегии Кавказ всегда занимал второстепенное значение (даже в войнах против Турции главной задачей Кавказской армии являлось отвлечение сил противника от главного – Балканского театра военных действий), а на его покорение отводилась значительная часть ресурсов страны. К концу 1850-х гг. на это тратился каждый шестой рубль государственного бюджета128, не говоря уже о крупных безвозвратных людских потерях.

Поэтому российская общественность вела активное обсуждение целей, задач и путей скорейшего завершения малоизвестной, но затянувшейся войны. Для обоснования необходимости дорогостоящей войны выдвигались утверждения о богатстве края, хотя на самом деле Кавказ вплоть до открытия крупных нефтяных месторождений в Азербайджане в конце XIX в. приносил одни убытки. Звучали идеи о просветительской роли России, распространявшей плоды «цивилизации» на «варварские» кавказские народы. Весьма убедительно выглядела цель защиты единоверной Грузии от «мусульманского ига»