****

Мне приходится контролировать их всех. Но после того, как пожилой мужчина уходит совсем растроганный, но выплакавшийся от Ульяны, я выдыхаю вместе с ней. Она молодец. Все хорошо. На контроле сейчас минус один. Это очень трудно и следить за всеми и делать свое дело. Передо мной молодая девушка. Она потеряла обоих родителей в этой катастрофе, и я изо всех сил пытаюсь подобрать подходящие слова. Она плачет. Это уже хорошо. Но она такая молодая и, похоже, до сих пор не прошла сепарацию. Предлагаю ей походить в дальнейшем к местному психологу. Говорю, что это ей необходимо и она верит мне. Все идет совсем неплохо. Пока без срывов….И как только я подумал об этом я слышу крики Аллы. Она сидит недалеко от Ульяны. Та моментально подскакивает. Я тоже оказываюсь рядом. Алла плачет. Под глазами у нее растекается тушь. Она так и не умылась, хотя я просил! Эта ситуация действует как шок на собравшихся, и они начинают моментально закрываться от всех нас. В глазах Ульяны понимание происходящего. Она смотрит на меня как на спасательный круг, но моментально берет себя в руки.

– Я возьму, – оповещает она меня и садится на место Аллы. Перед ней женщина, которая в руках держит фотографию своего маленького сына. Я мысленно сочувствую Ульяне.

– Давай я, – предлагаю я ей.

– Я справлять, – шепчет она. Мне страшно за нее. Я понимаю, что нужно увести Аллу и передаю ее волонтерам.

– Это ваш сын? – я слышу ровный как стекло голос Ульяны. – На вас похож, – тепло добавляет она, но без лишней эмоциональности. – Красивый. Очень.

Женщина начинает плакать.

Она справилась. Слава Богу! Я смотрю на потолок словно и правда могу увидеть там Бога и возвращаюсь на свое место. Но сейчас никто не спешит возвращаться к нам. И поэтому я сам начинаю искать себе работу. Я подхожу к пострадавшим и ненавязчиво вклиниваюсь в их разговоры и через пятнадцать минут за моим столом снова сидят люди.

****

Я никогда раньше в своей жизни так не уставала. Если я еще раз услышу про то, что кто-то умер, я просто сойду с ума. У меня нет сил. Совсем. Мои коллеги все уже выдохлись и покинули свои места. Остались только штатские с Хабибом и я. До конца смены еще час. Я судорожно поглядываю на часы и думаю только о подушке. Люди передо мной уже давно потеряли свои индивидуальные черты и сейчас все на одно лицо. Но голос мой по-прежнему как на аудио записи. Я стараюсь им помочь, но не понимаю качественно это у меня получается или нет. Я единственная женщина из всех сотрудников. Горжусь ли я собой в данный момент? Плевать вообще. Очень хочется курить и кофе. Подзываю волонтера и незаметно прошу принести мне кофе. Заканчиваю с пожилым мужчиной и выхожу на улицу вместе со стаканом в руках. Я без куртки, но мне не холодно. Мои чувства притупились и я мало что ощущаю. Только легкую тошноту. Я уже не способна сопереживать людям. Работаю просто на потоке. Но они плачут и благодарят. Значит, все получается.

– Угостите сигаретой, пожалуйста, – прошу я у штатских на улице. Похожи на спасателей. Они предлагают мне разные сигареты из открытых пачек. Я беру те, которые не самые крепкие. Подкуриваю у ближайшей зажигалки и отхожу в сторону. Я хочу побыть одна. Хочу оглохнуть и никогда больше не слышать про смерть. Пусть она сама сдохнет, сука! Я затягиваюсь и сразу улетаю. Не курила уже несколько лет и вспоминаю, как это может быть приятно. Кто-то мягко берет меня под локоть и отводит в сторону.

– С тебя уже хватит на сегодня, – говорит мужчина низким охрипшим голосом. – Иди в автобус, – распоряжается он. Конечно, это Хабиб.