Крутиков, сопровождая глазами потерпевшего, очень мягко произнёс:

– Вы успокойтесь, товарищ Тулупкин, и объясните свою позицию. Я привык оперировать фактами и выводами, сделанными на основании сложившихся обстоятельств.

– Сразу хочу вас разочаровать, гражданин следователь, никакого покушения на мою жизнь не было. Женившись, я почувствовал в организме улучшение работы всех органов, в связи с чем подумал, что и аллергия от меня ушла. В тот вечер, не говоря никому, я и хотел проверить правильность своих выводов, поменявшись во время перерыва с женой бокалами и подмешав себе «Вермута».

Следователь прищурился.

– По ходу вашего увлекательного повествования возник вопросик: вы наливали вино из бутылки, и где она?

Амос на секунду задумался.

– Да, из неё. Потом я бутылку забросил в какие-то кусты.

– Но ваши первые показания звучат совершенно по-другому, – Крутиков усмехнулся, – в больничной палате вы мне утверждали, что понятие не имеете откуда в вашем бокале появился «Вермут».

– Я тогда ещё находился под воздействием шока и не давал отчёт своим словам.

– Логично, и что мы предпримем дальше?

– Как что? Немедленно освобождайте мою жену из-под стражи. Я, находясь в полном здравии и избавившись от шока, делаю официальное заявление, что самолично провёл эксперимент над своим здоровьем, – Амос перестал мельтешить и сел на стул.

– Ну, что же, в данной ситуации для меня нет другого выхода как поверить вам, – следователь грустно улыбнулся, – вы сами творец своей судьбы, и ваша жизнь в ваших руках, а поэтому мы сейчас оформим необходимые документы, и уже сегодня вы сможете посмотреть жене в глаза и задать ей вопросы. Вы умный человек и должны понимать, к чему может привести ваше заявление.

– Так или иначе, но Милану освобождайте, я ей верю.

– Как говорят, баба с воза, коню легче. Приступим к оформлению формальностей.

Домой в деревню Тулупкины возвращались на такси. Перед этим при встрече Милана сказала лишь два слова: это не я. Амос ответил тремя: я тебе верю. В машине муж и жена сидели молча, прижавшись друг к другу, прислушиваясь к учащённым ударам своих сердец. В конце пути фермер погладил жене руку и тихо произнёс:

– Если я тебе не нравлюсь и стал в тягость, можешь забрать вещи и на этом же такси уехать в Москву. Дорогу я оплачу.

Милана всхлипнула.

– Я остаюсь с тобой. Я поняла, что лучшего защитника я себе уже не найду, а доброта у тебя плещется через край. А для женщины это самое главное.

– Спасибо за откровенность. Добавь к моим достоинствам ещё и любовь к тебе.

Выйдя из машины, Амос заметил:

– Во всех окнах в нашем доме горит свет. Очевидно, нас здесь кто-то ждёт с нетерпением.

Однако заглянув в зал, фермер немного поменял своё мнение. Хозяева дома увидели, как художник Худасов, увлёкшись творчеством, рисовал Надю, раскрепощённо развалившуюся на диване, и вокруг себя никого не замечавшую. Рядом с ними стоял стол с бутылкой водки и с кусками мяса на тарелке.

– Мы не помешаем? – Амос возмущённо кашлянул, – я вообще-то рассчитывал на другой приём и думал, что вы во главе деревни ведёте борьбу за освобождение невинно заточённой в тюрьму Миланы. Я уже не спрашиваю о беспокойстве о моём здоровье. Но тут оказывается чёрт знает, что творится.

Карп, не поворачивая головы, уж слишком буднично произнёс:

– А, это вы. Присаживайтесь за стол и угощайтесь. Мне осталось сделать лишь пару штрихов.

– Возмутительно, – Милана налила водки в стопку и выпила её до дна. Вместо закуски она хлопнула ладошкой по столу, – конкуренции в своём доме не потерплю. Пока мы с тобой, Амос, страдали в застенках, эти голубки тут без нас разными художествами занимались, и куда только Силуян смотрит?