– О, это полезно, – Ренн кивнул с преувеличенной серьёзностью. – Когда Нуртек начнёт апокалипсис, ты сможешь сказать: «Вообще-то, у вас тут запятая лишняя».

– И тогда роботы взорвутся от стыда, – Элитра щёлкнула пальцами. – План идеален.

Они свернули в коридор с портретами знаменитых учёных на стенах. Элитра помахала рукой портрету Керберга-младшего, изобретателя первых КИ-чипов:

– Привет, дедуля! Ты точно гордишься тем, что мы тут вытворяем.

– Если бы он видел, как ты обращаешься с его творениями… – Виктор жестом указал на её карман с отвёрткой.

– Он бы заплакал. От гордости. Я делаю его детища… интереснее.

Ренн замедлил шаг, указывая на табличку «Сектор Б: Комната ожидания»:

– Ставлю жвачку, что у них там даже печенья с предсказаниями есть. «Жди суда» или «Совет: не дерись с наследниками триллионов».

– Я возьму «Совет», – Элитра притворно задумалась. – И добавлю к нему: «Особенно если у них папочка покупает целые планеты на чёрный день».

Дрон с розовым бликом резко остановился, его голос зазвучал как у озвучки детской игрушки:

– Прибыли! Пожалуйста, наслаждайтесь нашими гостеприимными… э-э… металлическими стульями.

– Ого, у них даже чувство юмора КИ-7, – шепнула Элитра. – Почти как у моего бывшего.

– Ты встречалась с роботом? – Виктор округлил глаза.

– Нет. Но если бы встречалась – он бы точно шутил про бинарный код на свиданиях.

Ренн плюхнулся на холодное сиденье, развалившись с театральным вздохом:

– Что ж, команда «Кола, Книга и Отвёртка» готова к славе. Кто хочет автографы на спинках стульев?

– Только если дрон-богиня будет нашим менеджером, – Элитра подмигнула розовому корпусу. – Договоримся о процентах?

Их смех эхом отозвался в стерильной комнате, где даже воздух казался поднадзорным. Но на минуту тени когнитивных барьеров отступили – ровно на три глупые шутки и одну неловкую улыбку.

Комната была выточена из молчания. Стены, поглощавшие звук, напоминали чёрный лёд, а воздух пах сталью. Ренн сидел, вглядываясь в трещину на столе, словно в ней скрывался шифр мироздания. Его пальцы выстукивали ритм забытого марша, пока устройство над дверью сканировало радужную оболочку его глаз. Каждый щелчок прибора отзывался эхом в костях.

Следователь вошла беззвучно. Её седые виски мерцали под светом голограмм, а взгляд, лишённый тепла, скользил по ним, будто сортировал на категории: угроза, ошибка, расходный материал. На столе она разложила файлы – бумажные, архаичные, словно намёк на незыблемость закона.

– Хейл Виктор. – Голос её был точен, как лезвие, рассекающее время на до и после. Над столом всплыли цифровые свёртки его жизни: оценки, медицинские записи, семейное древо. – Отец – Арнольд Хейл. Разработчик систем контроля КИ. – Пауза, рассчитанная до микросекунды. – Интересно… Как сын стража стал соучастником хаоса?

Виктор сжал манжеты рубашки, превращая ткань в гармошку тревоги. Его отражение в полированной поверхности стола дрожало, будто пыталось сбежать.

– Мы просто…

– Вы пересекались раньше?

Виктор промолчал.

– Понятно.

Ренн откинулся на спинку кресла, нарушая геометрию напряжённости. Его тень на стене изогнулась, словно готовясь к прыжку.

– Вы допрашиваете или монолог ведёте?

Женщина не повернула головы. На стене ожила голограмма: Марк, вырывающий книгу, Виктор, отступающий к краю кадра. Изображение дернулось – следующий кадр показывал Элитру с отверткой и Ренна, бьющего Касиана. Обрывки правды, сшитые в ложное полотно.

– Вейланд-младший утверждает, что вы напали первыми.

Элитра засмеялась – звук, напоминающий звон разбитого стекла.

– Он врёт.

– Есть записи с камер.