Парень понимающе качнул головой, не заподозрив меня в наглом вранье, и свернул за угол. Я еще немного постояла в коридоре, развернулась и… врезалась в твердую грудь. На плечи легли горячие руки, но прикосновение длилось не больше секунды, потому что я тут же отпрыгнула на безопасное расстояние.

– Привет.

Островский смотрел на меня с такой улыбочкой, что только дурак не понял бы – он что-то задумал. Русые пряди сегодня топорщились больше обычного, и в голове сразу возник вопрос – чем это таким он занимался ночью, что пришел в универ под конец пар, да еще и весь лохматый.

– Чего тебе?

– Мне – ничего, а тебе – вот.

Островский вытащил руку из-за спины и протянул маленький, но очень красивый букет из роз всех цветов и оттенков. Бутоны – штук двадцать, не меньше – плотно прилегали друг к другу, а низ укороченных стеблей был перехвачен простой ленточкой.

Думаю, что сирены, которые звучали сейчас в моей голове, были слышны даже в соседнем корпусе. Я бегло осмотрелась по сторонам, выискивая его прихвостней с камерами наперевес. Для верности сделала еще один шаг назад, а то потом смонтируют всё так, будто я тут лужицей у его ног растекаюсь.

– Островский, ты идиот? Убери от меня эту метлу.

Он недоуменно посмотрел на букет и пожал плечами.

– Как по мне, очень красивый.

Он сделал плавный шаг в мою сторону, даже не шаг – скользнул ногой по полу, подбираясь ближе. Я выставила руку.

– Не подходи, Островский, пожалеешь.

– Да расслабься ты, Булочкина, это просто цветы.

Да-да, рассказывай эти сказки кому-нибудь другому. После вчерашнего он явно решил перейти на какой-то новый уровень сживания меня со свету. Островский все наступал, а я пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. Он остановился в шаге, пристально глядя на меня и уже не пытаясь вручить букет.

– Не возьмешь?

Я быстро замотала головой из стороны в сторону. Сердце громыхало где-то в ушах, и мне приходилось прикладывать чудовищные усилия, чтобы не смотреть на его губы. Но в какой-то момент он решил погладить нижнюю губу пальцами. Островский и раньше так делал, когда сильно над чем-то задумывался, но еще никогда это не оказывало на меня такого вау-эффекта. У него всегда были такие длинные и красивые пальцы?

Теперь я откровенно пялилась на его губы, и Островский, конечно же, заметил мой взгляд. Он криво улыбнулся, но, к моему удивлению, сделал шаг назад.

– Ладно.

– Ладно?

– Ладно. – пауза. – Булочка.

Островский продолжал с улыбкой смотреть на меня, а я с ужасом ощутила, как краснею. Меня многие так называли, но еще никто не произносил дурацкое прозвище таким голосом, будто мы стоим не посреди университетского коридора, а нежимся в мягкой постели.

Я начала медленно скользить вдоль стены, не сводя при этом взгляда с Островского. Вот лопатки уперлись в стеклянный стенд с расписанием, его я быстро миновала. Острый угол поворота – ныряю за него и теряю врага из поля зрения. Наверное, только нежелание выглядеть полной идиоткой остановило меня от того, чтобы броситься наутек. Я чинно миновала длинный коридор, еще раз завернула и так же медленно спустилась к гардеробу. Алиса Булочкина – молодец.

Только на выходе я позволила себе обернуться. Островского нигде не было, и я со спокойной душой вышла на улицу. Хотя насчет спокойной погорячилась – меня до сих пор потряхивало. К счастью, в университетском дворе было пусто, так что никто не мог видеть моего ошалевшего лица.

До дома я дошла пешком, обдумывая поступок Островского. Во внезапный приступ симпатии верилось с трудом, поэтому сделала ставку на какой-нибудь дурацкий спор. В голове сразу всплыли слова матери: «Алиса, такие как мы богатым и успешным нужны только для одного – постели».