Она покосилась на вольготно разметавшегося во сне мужчину и лукаво заулыбалась. Ну, блудодей, ну, искусник… Не подвёл. Пусть отдыхает, заслужил. А ей прошвырнуться бы… до ближайших кустиков. Раз уж остров необитаем – стесняться некого.

Идти голышом при свете казалось сперва неловко. Но Варвара плюнула на все условности и внутренние зажимы, повела плечами и бюстом – и павой поплыла отыскивать за ёлочками укромное местечко. Хоть и пустынный, но островок был чистенький, словно прибранный, ни сучков под ногами, ни веток… Может, здесь тоже работала магия, только не техно, а какая-нибудь бытовая? Опавшей хвои нет, травинки на мураве одна к одной, будто их ежедневно причёсывают граблями… Ей бы такое на дачный участок, сколько сил сэкономила бы! Надо потом как-нибудь разузнать про такие чудеса.

Потом, расхрабрившись, она проведала «Единорога»– и чем-то он показался ей похожим на хозяина: такой же большой, вальяжный, развалился на поляне и дремлет после трудов праведных… Потом повернула к берегу. В конце концов, надо хоть одежонку собрать, не расхаживать же весь день в первозданном виде! Это ещё хорошо, что тут всё так окультурено, в обычном лесу или рощице она давно покрылась бы царапинами, налипшей травой и паутиной, и стала бы настоящим чучелом!

Аккуратно сложила свою и мужскую одежду в две стопочки возле палатки. Благородный ценьор спал. Мило, почти бесшумно, без храпа… утомлённо улыбаясь во сне. И как его теперь называть? Слишком узнаваемы оказались его ласки, выдавая с головой давнишнего любовника из снов; разница была лишь в том, что в реальности, разумеется, ощущения испытывались полней, насыщенней… А главное, что Варе большого труда стоило в самый сладкий момент удержать рвущееся с губ имя, которое она, наконец, вспомнила: «Крис!»

Но… так ли это на самом деле? Он ли приходил к ней в томных снах – или умное подсознание, способное, говорят, на многие выверты, взяло и подбило реальность под желаемое, наложило задним числом картинку на сладкие воспоминания – и соединила живого и воображаемого мужчину? Говорят, эффект дежа-вю объясняется как-то так же… Вздохнув, Варвара мудро рассудила: поживём – увидим. В мистику ей, рациональной женщине, верить не хотелось, особенно с утра, когда вместе с ночной темнотой истаивает флер романтики и таинственности. Утро прекрасно, но оно же и безжалостно. И порой отрезвляет не хуже холодного душа.

А от воды, между прочим, идёт приятный парок. Туман почти сошёл, а вот пар остался. Водица-то, значит, тёпленькая…

Вспомнив, что они с «Робином» вытворяли вчера в озере, она зажмурилась от смущения и поёжилась. Ох, блудодей… Как он её притиснул к камушку, вон к тому, что высовывается из воды, круглому, гладкому, широкому и плоскому, как стол! Будто кто нарочно его тут для них оставил. Она грудью вжималась в отшлифованный до шёлковой гладкости каменный бок, постанывая, когда на её руки сверху легли мужские, и каждое его вторжение она ощущала не только лоном, но и спиной, плечами, чувствуя ритмичное сокращение пресса, грудных мышц, бицепсов… Это был не просто акт любви – а слияние в полном смысле слова, единение, растворение друг в друге…

Огромная чёрная птица парила в утреннем небе, видимо, выискивая, где сесть, затем приземлилась на тот самый камень. Глянула на невольно отступившую в тень дерева женщину, серьёзно, словно оценивающе, после чего склонила голову набок, клекотнула – и сорвалась опять в поднебесье. Покружила над островом, да и полетела прочь.

– Шпиён, – фыркнула Варвара. – Будто высматривал что-то.

Вода так и манила. И оказалась на самом деле тёплой, как парное молоко. Или это наша Ева к тому времени порядком подмёрзла, голышом-то, но озёрные воды показались сейчас теплее и ласковее морских, мягче, нежнее, приятно обтекая и щекоча самые чувствительные местечки. Варя доплыла до камня, и уже собиралась, положив ладони на гладкую сухую поверхность, подтянуться, как с противоположной стороны что-то фыркнуло… и вынырнула знакомая личность, очаровательно харизматичная с промокшими кудрями и бородкой.