Что касается внука, то молодого Айзена политика интересовала меньше всего. Он рано почувствовал, насколько эта стезя непредсказуема и опасна. Поэтому, когда пришло время выбора, Курт Айзен избрал Путь науки и, быстро обойдя своих сверстников, в 22 года был уже доктором, в 25 – членом Академии Наук, а в 30 – директором Имперского Исследовательского Центра. При этом никто из его однокурсников, не раз пересекавшихся с Айзеном на конференциях, никогда не слышал его докладов, ни читал его публикаций и не знал ни сферы его научных интересов, ни сути проектов, которые он курировал. Да и не хотел. Понимая, что судьбы таких «небожителей», как Курт Айзен, складываются иначе, чем у «простых смертных». И вот теперь «небожитель» спустился с Олимпа и протягивал руку Филипсу, как будто между ними не было ни этих двадцати лет, ни разделявшей их пропасти.

Капитан, по военному сдержанно, приветствовал доктора рукопожатием и легким наклоном головы.

– А ты почти не изменился, Том! Всё такой же скованный и немного занудный, – покровительственно произнёс Айзен, с первых слов давая понять, кто здесь хозяин положения. – Уверен, что ты не вспоминал обо мне и, должно быть, удивишься, узнав, что все эти годы я старался не терять тебя из вида и, помнится, даже расстроился, узнав, что тебе пришлось надеть военную форму. Однако перейдём к делу, – Айзен повернулся лицом к хозяину кабинета. – Конечно, если господин полковник не возражает?

Моррон подошёл к рабочему столу, придвинул к себе небольшой предмет округлой формы, похожий на старый велосипедный звонок, и прикоснулся к нему. Предмет, сначала медленно, затем всё быстрее, начал вращаться вокруг своей оси, одновременно поднимаясь под потолок кабинета и, достигнув необходимой высоты, выпустил лучи, которые закрыли участников разговора куполом, почти невидимым для обычного глаза. Так, что они оказались, словно, под зонтом, недосягаемые для любой съемки или прослушивания. Это была один из «шаров – молчунов», как называли их военные, о которых, прежде, Филипсу приходилось только слышать, а ныне увидеть в действии. Капитан понял, что полковник страхуется, и удивился тому, что это приходится делать даже ему.

Между тем, удобно устроившись в кресле напротив своих собеседников, доктор Айзен начал рассказ.

– Известно, что наши славные войска уже много лет ведут войну с повстанцами – этими дикарями, не желающими признавать ни наш образ жизни, ни идеи, на которых он основан. Возможно, вы также знаете о том, что решающий перевес в этой войне был достигнут пятнадцать лет назад благодаря оружию, в разработке которого участвовал Исследовательский Центр, который я возглавляю. Официально мы называем его «Оружием Правды», а за глаза просто «Сывороткой». Потому что всякий, против кого оно применено, теряет способность критически мыслить и готов, с поистине идиотским восторгом, воспринимать любую информацию. Дикари, против которых было применено это оружие, не только сотнями сдавались в плен, но и в будущем становились послушными и вполне достойными гражданами Империи. К сожалению, не все, и мы над этим работаем. Но как оказалось, проблема была не только в этом.

Айзен встал с кресла, вышел за пределы сферы, очерченной «шаром – молчуном», прошёл в дальний угол кабинета, где находился небольшой бар, взял бутылку кальвадоса и налив себе четверть бокала, также молча вернулся на своё место. «По всему видно, что он здесь не впервые», – подумал Филипс и приготовился слушать дальше.

– Когда бывшие враги Империи стали адаптироваться к жизни в нашем обществе, первое время было неизвестно, как долго продлиться эффект от действия «Сыворотки». Конечно, мы могли бы обратить на них особое внимание церковников, которые, как все государственные служащие, обязаны поддерживать Порядок. Но перешедших на сторону Империи было так много, что приставить к каждому из них «попа», – Айзен с иронией и неприязнью произнёс забытое слово, – было просто невозможно. Поэтому Высший Круг разрешил использовать «Сыворотку» не только в военных условиях, но также, сначала, в колониях, построенных для содержания бывших врагов, а затем, когда это доказало свою эффективность, и более широко – во всех поселениях.