Вставив фильтр, Аня принялась одну за другой качать чашки с огненными порослями плесени. Капельки-ростки фантомно скрипели и колыхались, но выстреливать спорами по команде не желали. Она и трясла их, и баюкала, и крутила – ни-че-го. А так хотелось еще разок порадовать Эверия. Радовать людей – это вообще приятно. А если еще и симпатичных…

- В чем же секрет-то? – пробормотала Аня, беря уже, наверное, десятую чашку. – Неужто чистый рандом?

Она поднесла чашку к глазам, приоткрыла немного, чтобы разглядеть получше: без искажения толстым стеклом. А росточки-то и впрямь слегка поскрипывали, касаясь друг друга. Ножки у них были тонкие-тонкие – на чем только держались, непонятно. Капельки же казались очень плотными, как будто стеклянными.

- А протыкать Вы их не пробовали? – предложила Аня, ткнув пальцем в перчатке в скопище капелек, сверху походивших на тарелку с бисером. Капельки приятно спружинили.

- Пробовал, - отозвался Эверий, занятый второй коробкой чашек. – Жидкость вытекает, но чаще всего споры внутри нее незрелые. Не идут потом в рост. Естественное раскрытие включает в себя химическую реакцию, которая делает споры всхожими.

- Ясно, - Аня с сожалением потянулась за крышкой. Чашка в ее руке чуть наклонилась, капельки скрипнули, и вдруг раздался отчетливый щелчок: будто где-то высохла и лопнула крошечная коробочка с семенами.

Не успело оранжево-красное облачко окончательно покинуть свою оболочку-каплю, как, задетые цепной реакцией, принялись лопаться и другие. Облачко тут же расширилось до приличных размеров, коснулось Аниного носа, который как раз в этот момент занимался вдохом, и девушка поняла, что прямо сейчас оглушительно чихнет.

- Вентиляцию! – крикнул Эверий, вскакивая и роняя стул, на котором сидел. Аня бы и рада была выполнить его просьбу, но обе руки ее были заняты стеклянными половинками чашки Петри, а сама она торопливо отворачивалась, как можно дальше вытягивая руки вперед, чтобы не начхать на дело всей жизни ученого – в прямом смысле. Эверий выхватил чашку из ее рук, щелкнул выключателем, и облако спор потянулось в жерло вытяжки.

- Апчхи! – оглушительно выдала Аня. – Апчхи! Апчхи!

- Вас на уроках химии не учили не подносить пробирки к носу? – укоризненно посмотрел на нее ученый.

- Учили. Но это… а-а-апчхи! … не пробирка, а чашка-а-апчхи! … Петри, - она, наконец, прочихалась, и вытерла нос о плечо: вытирать его перчатками не хотелось. – Эта штука не ядовитая, я надеюсь?

- Подобные вопросы лучше задавать до того, как браться за неизвестный объект, - продолжил поучать ее Эверий, но уже куда более благодушным тоном: его драгоценные споры никуда не пропали, и уже почти наверняка налипли на новый фильтр. – Не беспокойтесь: человеку не нанесут никакого вреда.

- А если я… не совсем человек? – вдруг смутившись, призналась Аня.

Эверий вздернул брови и осмотрел ее удивленным взглядом, выискивая хоть что-нибудь эльфийское.

- То есть, я только на одну восьмую человек, - уточнила девушка, чувствуя, как у нее начинают гореть уши: признание вышло случайным, но было отчего-то неловко. Будто она сама себя расхваливает и навеливает.

- Даже если так, опасности нет, - успокоил ее Эверий. – Насчет аллергических реакций, конечно, ничего говорить не буду: аллергия – штука непредсказуемая. Но без склонности к аллергии этот вид плесени способен повлиять разве что на очень малый процент выходцев с Йельва: потомков неких полумифических «защитников». Сейчас среди эльфов они известны, как «благородные» или «элита», так как почти все они – представители знати.

- А что, если я тоже слегка… благородная. Тоже на одну восьмую, - голос Ани слегка дрогнул: ей стало еще более стыдно и одновременно – немного жутко. Что, если она только что отравилась?