Плесень была и правда удивительная. Это были совсем не те разноцветные образцы, что в прошлый ее визит валялись по всему дому (как ей объяснил Эверий, он пытался подобрать оптимальное сочетание естественного солнечного света, влаги и тепла, вот и подсовывал куда попало: от кухни до будочки на огороде).

Культуры, хранившиеся в лабораторном шкафу с подогревом, полноспекторным освещением и вентиляцией, были все одного цвета, одной толщины и одной бархатистости. Из золотистого основания тянулись вверх едва заметные влажные волоски с огненно-рыжими капельками на вершинках. Когда чашу наклоняли, волоски синхронно сгибались под весом капелек. Те терлись друг о друга и как будто даже поскрипывали.

Впрочем, возможно, этот скрип Аня себе только додумывала. А может, и нет, так как в какой-то момент отвлекшийся на проверку сред ученый вдруг явственно шевельнул ушами, повернулся, выхватил у девушки чашу, открыл ее под самым горлом вытяжки, а в следующее мгновение чаша взорвалась огненным вихрем спор.

- Красотища какая, - искренне восхитилась Аня, глядя как споры, будто в танце, сбиваются в спирать, и их медленно втягивает в вентиляцию. Было в этом что-то мистически-завораживающее.

- Простите, если напугал, - повинился Эверий, когда поток иссяк. – У меня не так много зрелых образцов, не хотелось потерять споры.

Он закрыл чашку, щелкнул тумблером, вентиляция загудела сильнее, и воздух в шкафу мигом обновился. Еще один щелчок, и гудение стихло, а Эверий принялся вытягивать из верхней части конструкции какую-то деталь.

- Фильтр для сбора спор, - пояснил он в ответ на заинтересованный взгляд гостьи. – Сейчас сразу рассажу по новым средам. Подкатите, пожалуйста, вон тот столик.

- Без проблем! – тут же отозвалась Аня, а дальше случилось и вовсе дивное диво: ей выдали перчатки и разрешили соскоблить драгоценные споры со слизистой внутренней поверхности разобранного фильтра, на которую те отчего-то налипли густой морковно-красной массой, и рассадить по новым чашкам.

Поначалу это было даже интересно. Одну за другой Аня открывала новенькие, скрипучие снаружи и заполненные изнутри тонким слоем похожей на густое желе массы стеклянные баночки и смазывала их красной слизью. Потом закрывала чашки и расставляла в новый лабораторный шкаф, на котором еще виднелись кое-где следы не до конца сорванной защитной пленки.

Получалось у нее это не очень быстро, а вот руки Эверия мелькали, будто ласточки в хорошую погоду. В общем, глянув на себя со стороны, Аня поняла, что лаборантка из нее так себе. Так что когда коробка со средами показала дно, она вознамерилась было радостно выдохнуть, да не тут-то было: Эверий вдруг принес с веранды еще две таких же. Аня вспомнила, сколько там еще было коробок, и ужаснулась.

- Я же говорил: наука – скука, - улыбнулся ученый, заметив выражение ее лица.

- Да нет, что Вы, довольно увлекательно, - не слишком убежденно сказала Аня. – Просто у меня как-то пока не очень выходит. Эти баночки так трудно открывать, будучи в перчатках. Но мне бы хотелось помочь, честно.

- Тогда я буду очень рад, если вы покачаете уже созревшие образцы в старом шкафу, - улыбнулся ученый. – В природе этот вид плесени живет в вулканах – ну, или жил, по крайней мере, до того, как Йельва не стало – и выпускал споры только при определенном типе вибраций. Я пока не уловил, каких именно, и мои образцы часто пропадают зря, но раз уж вам удалось разок стимулировать выброс спор, возможно, удастся и повторить этот опыт. Только вставьте новый фильтр, пожалуйста, он в верхнем ящике стола.

Аня ощутила легкое волнение. Надо же: оказывается, она помогла Эверию получить споры, которые он все это время безуспешно пытался «выловить». Да она просто счастливый талисман! Еще бы знать, как это получилось и как это повторить.