Белецкий поворачивается ко мне и внимательно смотрит. Он ничего не знает о той истории и надеюсь, не узнает никогда.

– И как давно вы с Алексом вместе? – звучит очередной вопрос.

Теперь он ведет допрос. Но если мои вопросы были бестолковыми и безобидными, то его откровенные и вводят меня в ступор.

Что я должна ответить на этот? Я думаю, что мы с Кински больше не вместе, да и не были толком. Но такую правду сказать не могу. Вожу взглядом по салону самолета, решаю какую ложь выбрать.

– Не очень давно, – отвечаю неопределенно. – С января работали вместе, постепенно сблизились, ну и…

– Ясно, – отрезает Белецкий, не давая мне договорить.

Нам приносят еду и вино. Все и вправду очень вкусное.

После ужина я включаю на самолетном планшете комедию и всовываю в уши наушники. Игорь достает свой ноутбук и принимается с космической скоростью печатать на нем. Я попиваю вино и подглядываю на его красивые пальцы, стучащие по клавиатуре. В какой-то момент Белецкий замечает мой интерес и поворачивается.

– Я это… – начинаю невнятно. – Неправа была сегодня, насчет Айрис. Зря я на нее наехала, не мое это дело. Я тебя обидеть не хотела.

Белецкий угукает и снова утыкается в ноут.

– Я тоже зря вспылил и нагрубил. Занесло, извини, – говорит, не глядя на меня.

Я несколько раз киваю и почти незаметно улыбаюсь. Пока еще редко, но нам удается общаться по-взрослому. Может, и получится перейти на другой уровень. Стать партнерами и друзьями. Дружат же некоторые с бывшими. Это так цивилизованно…

На середине фильма я допиваю вино и начинаю проваливаться в сон.

– Арин, Арина, – шепотом зовет Гарик, дотрагиваясь до плеча. Я резко вздрагиваю от его прикосновения. – Не надо засыпать сидя, – говорит он громче, когда я открываю глаза. – Сними кроссовки и давай разложим кресло. Надо лечь.

Он помогает мне. Достает подушку и плед. В салоне самолета полумрак и тишина, приглушенный гул двигателей убаюкивает. Напрасно я переживала, как мы будем лететь вместе. Все происходит спокойно и очень естественно.

Белецкий продолжает печатать, я отворачиваюсь и крепко засыпаю с мыслью, что проснусь уже перед посадкой, и неудобных разговоров больше не будет.

Мне снится, что я падаю. Откуда и куда – не понимаю, но точно падаю. А потом я просыпаюсь, словно от удара снизу.

Вокруг по-прежнему тихо, только свет мигает и воздух странно дрожит. И вдруг я непроизвольно подскакиваю.

Гарик тоже просыпается, садится и трет глаза.

К нам подбегает стюардесса, просит поднять спинки кресел и пристегнуться, потому что мы входим в зону турбулентности. Она не успевает отойти, как еще один толчок сбивает ее с ног. Я вижу, как она падает и ахаю.

После этого самолет начинает трясти.

Белецкий спокойно поднимает свою спинку, затем помогает мне поднять мою. Спросонья у меня никак не получается пристегнуться, руки дрожат. Гарик застегивает мой ремень и берет меня за руку. Нас мощно подкидывает, и я вскрикиваю от неожиданности. По салону разносятся еще чьи-то крики. Полки с багажом открываются, оттуда выпадают сумки.

– Что это? Почему так сильно? – спрашиваю у Гарика. – Турбулентность такой не бывает!

Он сжимает мою руку и уверяет:

– Бывает и сильней. Не переживай, сейчас пройдем атмосферный фронт, и дальше...

Договорить не успевает – нас трясет и подбрасывает так, что я визжу от страха. Самолет летит рывками: то падает, то снова набирает высоту.

Сразу двумя руками я цепляюсь за крепкое мужское предплечье и ловлю сильнейшую панику.

– Мы падаем! Падаем, да?! О боже! Мы все умрем! Упадем в океан и погибнем. Я не хочу! Гарик, пожалуйста! Я не хочу так! Боже мой!