Было непросто. 

Нашу семью громили в щепки со всех сторон. А вдобавок еще и весь чемодан моей взбалмошности прилетел на папенькины плечи. Но и он не пальцем деланный и для отца-одиночки справлялся весьма не дурно. 

Я даже спорить с ним практически не рисковала. Да никто не рисковал. Все его боятся и уважают. Однако мне все же удавалось находить пути обхождения правил. До определенного времени.

Вообще папа очень сложный человек, ирландец до мозга костей: чтит семейные связи, обожает лошадей, темное пиво и предпочитает исключительно ирландскую форму имени.

А еще для него имеет вес только одно мнение — его.

Он прожил непростую и долгую жизнь в бедности, надрывая свою задницу на заводе с тринадцати лет, прежде чем многого достиг и стал тем, кем сейчас является. 

И я даже могу оправдать подобный ход с браком. Отец просто хочет обеспечить мне надежное будущее. Но что-то его остановило.

Однако мне это только на руку. 

Никогда не смирюсь с тем, что за меня будут решать. Это моя жизнь, и плевать, что я живу в том мире, где на вершине иерархии мужчины. В мире, где желания женщины ничто. 

Иногда я жалею, что меня заключили в женское тело. Роди меня мать мужчиной, моя жизнь была бы совсем другой.

Я никогда не могла понять, почему, то, что позволено мужчинам, не позволительно для женщин? 

Парень, перетрахавший весь бордель, не лишается и капли чести, а девушке достаточно неправильно посмотреть, чтобы на ней поставили клеймо шлюхи. 

Абсурд.

Снова начинаю заводиться, мысленно рассуждая о малоприятной для меня теме. И мне требуется пара секунд, чтобы перевести дыхание.

Если я и выйду замуж, то только по любви. И ничто не изменит моих убеждений.

Вообще, вероятность любви — единственное, что пугает меня в этом мире. 

Достаточно иронично, не правда ли?

Но я всего лишь мечтала выбраться за пределы прогнившего мира, в котором прожила всю сознательную жизнь. 

С каждым годом мне становилось тесно в установленных стенах. Слишком много запретов. Слишком много правил. А я не люблю ни то, ни другое. Не люблю быть жертвой. Возможно, тому причиной горячая ирландская кровь.

А еще я наивно полагала, что готова к любым опасностям, но так было ровно до тех пор, пока на меня не открылась охота. 

Да. Мой несостоявшийся муж пришел в дикое бешенство, когда получил внезапный отказ. И тем, что не сдержал свое слово, отец развязал войну. 

Вот только охотиться на меня стали все, кто хоть что-то имел против нашей семьи. Ведь я являюсь мощным рычагом в руках недоброжелателей. И теперь каждый падальщик желает урвать лакомый кусочек.

И вчера грязным ублюдкам это почти удалось.

Сквозь жалюзи уже пробиваются первые лучи утреннего солнца, а я так и не смогла заснуть.

В голове вновь мелькают ужасающие кадры прошедшей ночи. Даже горячий душ и натертое жесткой мочалкой тело не помогли забыть омерзительные прикосновения.

Я уже потеряла надежду на благоприятный исход, когда появился он.

В темноте мне не удалось разглядела его, но зато сейчас я в полной мере изучаю своего спасителя.

Высокое, мускулистое тело едва помещается на больничной койке. Из-за щетины я с трудом могу рассмотреть красивое, не смотря на увечья, мужественное лицо. С таким же интересом мой взгляд перемещается на орнамент татуировок, выглядывающих из-под больничного халата. А затем и на широкую грудь, размеренно вздымающуюся во сне. 

Но даже в таком уязвимом состоянии его каштановые, взъерошенные волосы не позволяют облику потерять налета хищности.

Закусываю губу, сдерживая нелепый порыв провести кончиками пальцев по покрытой чернилами коже. 

Интересно, какая она?