— К лучшему?! — Мой голос непроизвольно звенит. — Ты уехал и не оглянулся. Ты опоздал, Градский!

Мне стыдно от того, что ему стоило только легким тычком подтолкнуть меня из колеи, чтобы я полностью вывалилась из нее сама, но жесткий удар о стену, которую я выстраивала между нами годами, больнее любого падения. Я выстраивала ее с того самого дня, когда, стоя в аэропорту под табло с расписанием рейсов, поняла, что мне никогда за ним не угнаться, куда бы он ни поехал! И дело не в разделяющем нас расстоянии, дело в том, что он никогда не ответил бы на мои чувства. Тогда я поняла, что ему не нужна.

— Арина…

Я взрываюсь.

— Хочешь предложить мне две недели? Опять? Ты что, думаешь, я до сих пор тебя люблю? Это даже для тебя самонадеянно!

С моих губ слетает истеричный смешок, в ответ желваки на щеках Влада дергаются.

— Так было лучше для нас обоих, — говорит твердо. — Поверь мне.

— Нет, так было лучше только для тебя. — Тычу пальцем в его грудь. — Ты… я… ты даже не представляешь, что со мной было, когда ты уехал!

Я пытаюсь его оттолкнуть. Обида и невысказанная когда-то боль рвутся из меня наружу. Царапают горло. Для этих слов не время и не место. Для них вообще нет подходящего момента, потому что я никогда не собиралась делиться ею с ним. Я даже не знала, увижу ли его снова!

Я впиваюсь пальцами в его плечи, в ответ Влад выпускает мою талию и обхватывает пальцами локоть.

Я даже не заметила, что вокруг прибавилось людей. Вокруг нас толпа, танцующие пары, официанты, музыканты.

Градский тянет меня за собой к колонне, одной из четырех подпирающих потолок, будто и сам понял, что здесь слишком много посторонних глаз, которые уже на нас оглядываются.

Прижав мои плечи к холодному мрамору, нависает сверху.

Его дыхание частое, скулы напрягаются, заостряя линию подбородка.

— Я не мог остаться, Арина, — говорит с нажимом.

— И не хотел…

— Ты могла бы меня понять, если бы слушала то, что я тебе говорил. Но ты ведь не слушала, да?

Он прав!

Я не слушала. Не слушала… Я была ослеплена своей любовью. Я лелеяла ее, оберегала от посторонних глаз, как сокровище.

— Я тебя не ждала, — говорю ему.

— Я и не просил. Я не лез в твою жизнь все это время именно потому, что мне в ней было не место.

— Тебе и сейчас нет в ней места… Ты опоздал. Я с другим. На моем дне рождения он сделает предложение, и я соглашусь.

— Ты его не любишь.

— Ты стал экспертом в любви?! — театрально смеюсь. — Ну а к тебе я не чувствую ничего! Ноль. Видишь эту стену между нами? Мне ничего от тебя не нужно. Я ничего от тебя больше не хочу. У меня все умерло!

Он сжимает свои строгие губы в тонкую линию, сдавливает пальцами мои плечи. Его взгляд тяжелый, разбирающий меня на части.

Он и правда научился владеть собой, а мне достаточно было увидеть его сегодня, чтобы забыть на секунду о том, кто я теперь. Не влюбленная двадцатилетняя дурочка, мечтающая о том, что мы проживем долгую жизнь вместе и умрем в один день. Я больше о таком не мечтаю: ни с ним, ни с кем-то еще. Мой мир устойчивый и безопасный, и мне в нем хорошо! Мне в нем нравится…

— Ничего не чувствуешь? — выгибает Градский брови.

— Нет…

— Хорошо, — кивает. — Видишь вон тот рояль? Поднимись и сыграй. Докажи мне, что ты счастлива, и я уберусь с твоей дороги.

— Ты сделаешь меня счастливой, если исчезнешь прямо сейчас!

Я взвинчена, зла и возбуждена, поэтому, не думая, повышаю голос, вгоняя Градского в еще одну многозначительную паузу.

Он думает пару секунд, потом сообщает:

— Я не исчезаю, не попрощавшись. По крайней мере, с тобой.

Сказав это, он обнимает ладонью мое лицо и склоняет голову.