Вышли на поворот – впереди что-то виднеется. Решили, что догнали первую пермскую группу – вторую мы уже давно оставили сзади, они проводили нас недобрыми, а может, просто донельзя уставшими взглядами. Остановились, думали – пусть себе посидят и идут, не будем гоняться. Коля уже выглядел не лучшим образом, да и у меня припекало внутри. Обтер лицо снегом, жестким, как битый лед – полегчало.

Из-за поворота вдруг показалась Ира, за ней – Степа. Вот это да, подумал я, мы ломились, как лоси, а они нас догнали. Не пойдет. Надо посоветовать им подольше отдохнуть.

– А что это там, впереди?

– Пермяки сидят, – ответил я. Витька для уточнения посмотрел в бинокль… и выразительно, но, естественно, беззвучно, пошевелил губами. Впереди стоял сломанный «Буран», который я, по солнечной слепоте, принял за сваленные в кучу рюкзаки. Два мужика копались в его ходовой части. Да, долго б мы ждали их ухода…

Встали, пошли. Лыжи безбожно липли к мокрой лыжне, солнце светило.

Мужики натягивали гусеницу и тихо, устало матерились. По всему видно было, что сидят они уже долго и вряд ли скоро починятся.

– Сколько до Сольвы? – спросили мы.

– Километра два-три.

Три километра! Потом это были всего-навсего две трети перехода, потом, когда мы свыклись с ходьбой, и лыжи ехали на нас, а не наоборот66. Теперь же это была астрономическая цифра. Три тысячи метров, шесть-семь тысяч шагов, триста тысяч сантиметров, три миллиона миллиметров!.. Эта цифра означала, что мы прошли около двух третей пути, а как хотелось, чтобы поворот – и Сольва…

Идем. На полную. Долго идем – может, пятнадцать минут, может, двадцать. Долго!? Да, долго. Степы нет сзади. Никого нет впереди, и нет карты, которая может ответить, далеко ли еще.

– Надо было отобрать у Влада карту, раз уж мы вперед ушли, – здраво рассудил Витя67. Но не ждать же, в самом деле, всех!..

Спустились в какую-то ложбину. Наледь, хлюпает под ногами, и чуть в стороне, под маленькими елками, лужицы вокруг стволов. Вода! Снимаю рюкзак, роняю на снег, беру из кармана витькиного «Ермака» фляжку и иду под елочки. С трудом – ноги-то, оказывается, не гнутся! – приседаю, вытаскиваю из ножен нож, углубляю лужицу настолько, чтобы можно было окунуть фляжку, потом черпаю колпачком…

А потом мы долго-долго пьем тягучую, невероятно холодную, метастабильную, наверное, жидкость, пахнущую теплым, талым снегом, хвойной корой и сияющим небом, которое спокойно смотрит на нас сверху и слепит нас солнцем. Странная штука – человек. Я знаю, что с каждым разом все труднее одевать рюкзак, снова начинать движение, но так и тянет скинуть промокший от спины мешок, расщелкнуть крепления, сесть сверху и протянуть (нет, пока еще – вытянуть!) ноги, закрыть глаза и… И нельзя, а надо – идти, идти…

Отворот налево. «Главный Уральский хребет, 10 км». Оборачиваюсь – Николая и не видно. Пока решаем, куда идти – подходит, плетется еле-еле.

– Что, Коля, перекур?

– Да нет, поплетусь еще, – хрипло выдохнул он. Да, умеет себя до конца отдать. Уважаю. Идем. Идем. Свело ногу – сначала у меня, потом у Витьки.

Идем. Поворот.

– Алилуйя, – негромко и спокойно сказал Виктор. Я понял, что это значит: пришли.

Жердяной заборишко и поляна. Сольва! Выходим из лесу. Впереди стеной, заслоняя полмира, стоят горы. Хребет.

Главный Уральский хребет. Ура ему, он такой великий и могучий! Ура Денежкину, он справа, и снег на нем отсвечивает своей нетронутой белизной! Ура Сольве, трем домам на здоровущей поляне, они простояли века чтобы встретить нас68! Ура нам!..

Сначала я снимаю Колю и Витьку, потом он – меня, а серые северные олешки у одно из изб ходят на привязи и мотают тупыми, будто обрубленными, мордами с черными носами