– Возможно, но я уже давно там не была, – сказала я.

– Подумать только, раньше эмиграция приравнивалась к бунтарству. Времена изменились.

Она нежно пожала мне руку и смешалась с толпой, ее красное парчовое платье растворилось в буйстве красок.

– Ты понравилась Элси, – сказал Чарли позже, около трех часов ночи, набрасывая мне на плечи шаль. – Нас пригласят на бал Дерста.

Его галстук-бабочка развязался, пиджак был помят, а в глазах сквозила потерянность маленького мальчика – выражение, которое я начала ассоциировать с отсутствием Ани. Она ушла раньше, одна, как будто разное время ухода могло стереть открытую интимность их танца, за которым наблюдало так много людей.

– Бал Дерста. Очередная вечеринка, – протянула я.

– Нет, это не так. Это будет самый большой бал сезона, на котором соберутся лучшие люди. И самые богатые. Когда-нибудь такие знакомства точно пригодятся.

Чарли был амбициозен. Закончив учебу, он планировал открыть клинику, а это стоит денег. Много денег. Без хотя бы парочки богатых покровителей он мог на это не рассчитывать.

– Ну даже если и так. Меня здесь уже не будет, так ведь?

– Ты всегда можешь вернуться, ты же знаешь. На день-два. Я уверен, Джеральд и администрация школы не будут возражать.

– Скорее всего, нет.

Когда мы с Чарли покинули «Ритц», вечеринка все еще продолжалась, хотя и декорации, и гости уже выглядели потрепанными. Пары устало прижимались друг к другу на танцполе, едва двигаясь. Женщина отрубилась в углу, вытянув ноги, так что людям приходилось перешагивать через нее. Пьяные мужчины спорили, размахивая друг перед другом сигаретами.

Джанго стоял, прислонившись к дверному проему на выходе из отеля, держа сигарету в зубах. Он разговаривал с каким-то мужчиной, и я услышала медленное нарастание несогласия в его тоне и убедилась в этом, увидев изгиб его густых черных бровей.

– Спокойной ночи, – крикнула я ему.

Он махнул рукой, даже не взглянув на меня.

– Ты заметила, что, когда фон Динклаге уехал, все начали рассуждать о вероятности войны? Сейчас в городе слишком много немцев. Все задаются вопросом почему. – Чарли пнул носовой платок, который кто-то уронил на улице, и швейцар «Ритца» сурово взглянул на него, а затем подошел и осторожно поднял платок большим и указательным пальцами.

– Рузвельт говорит, что мы не будем вмешиваться, даже если начнется война, – сказала я.

Чарли вздохнул так, как он делал в детстве, прежде чем начать дразнить меня.

– Рузвельт – первопроходец Америки. Многие с ним не согласны и уверяют, что, если в Европе начнется война, мы тоже вступим.

– И ты тоже, Чарли?

– Если до этого дойдет.

– А что Аня думает по этому поводу? Что говорит ее муж?

Чарли внезапно притих. Его руки дрожали, когда он закуривал сигарету.

– Прости, – выдохнула я.

– Ничего страшного. Ты думаешь, мне весело от мысли, что я влюблен в чужую жену, и от попыток найти во всем этом какой-то смысл? Я пытался забыть ее, но она… – Он сделал паузу и затянулся. – Она – та самая. Ничего не могу с этим поделать, Лили. Представь, что тебе нужно было бы как-то справиться с чувствами к Аллену. Любовь берет верх над тобой, не так ли?

– Да, – согласилась я. – Это настолько охватывает тебя, что ничто другое уже не имеет значения.

Подъехало такси, и Чарли открыл мне дверцу. Мы слишком устали, чтобы идти дальше пешком.

– Итак, расскажи мне о нем. О бароне, – сказала я, прижимаясь к Чарли, чтобы согреться.

– Друг семьи. Больше даже деловой партнер. И да, они являются или, по крайней мере, были любовниками. Из того немногого, что Аня рассказывала, я подозреваю, что муж это даже одобряет. У барона хорошие связи, и он занимает высокое положение в правительстве Германии, что может оказаться полезным, если начнется война. Не делай такое лицо, Лили. Здесь это не такая уж и редкость.