Так, если при уже упоминаемой героиновой наркомании на это требуется в среднем 21 день, то при никотинизме все заканчивается в большинстве случаев за два, реже три дня. Причем физически в эти первые сутки некурения никотиновые наркоманы чувствуют себя примерно так, как героиновые наркоманы на 19-й, 20-й и 21-й день жизни без героина. Иначе говоря, и те и другие вполне работоспособны и относительно здоровы. Однако если вы имеете личный опыт хотя бы одной неудачной попытки бросить курить, то по вполне понятной причине можете усомниться в приведенном мной сравнении. Ведь вам тогда уже в самый первый день некурения, после привычной чашки кофе на завтрак, чрезвычайно сильно захотелось покурить. Поэтому если вы пересилили этот позыв и не сорвались, то едва сдержали себя, чтобы в сердцах эту чашку вдребезги не разбить о стену из-за какой-то мелочевки. Все правильно. Только причиной всего этого стал не вполне переносимый дискомфорт от физической зависимости от никотина, а наслоение на него еще и воображаемого хотения закурить от психологической зависимости. Если бы вы оказались в состоянии отказаться от привычной утренней чашки кофе, да еще каким-то образом отгородили себя от других провоцирующих на курение привычных ситуаций, то могли бы достаточно долгое время не замечать неприятных ощущений от падения концентрации никотина в крови.

Примером этому может быть уже приводимые мной случаи, когда после пробуждения от ночного сна большинство курильщиков далеко не сразу хватаются за сигарету. Как это состыковывается с тем, что последняя доза никотина попала в их кровь почти половину суток назад? А те курильщики, в жизненном опыте которых было перенесение тяжелых хирургических операций или инфаркта, могут вспомнить и о нескольких днях пребывания в реанимации. В таких случаях они там оставались, скорее всего, от начала и до конца преодоления их организмом всего этапа физической зависимости от этого наркотика. В эти критические для их жизни дни они, конечно, отмечали некое состояние дискомфорта от падения концентрации никотина в крови. Но в сравнении с такими переживаемыми ими в это время негативными ощущениями, которые обусловливались самой необходимостью пребывания в реанимации, все мысли о хотении закурить в это время просто казались им смешными. А все потому, что их в это время не беспокоили всплески чисто иллюзорных хотений психологической зависимости.

Но как только им разрешили вставать с койки и перевели в обычную палату, у них тут же возникла куча тех привычных ситуаций, в которых они ранее десятки и сотни раз закуривали. Именно привычка закуривать в той или иной типичной ситуации определяет появление не физиологически обусловленного желания, а психологически воссозданного позыва на хотение закурить. Его изначальная природа всегда воображаема, а потому позволяет, как уже упоминаемому мыльному пузырю, раздуваться до гигантской значимости (на термометре это соответствует 7—9 градусам). Я уже упоминал, что воображение особенно интенсивно любит создавать такие позывы в первые два, максимум три дня некурения. Но и после окончания этапа преодоления физической зависимости, пусть все реже и реже, обманки воображаемого хотения сделать хотя бы одну затяжку будут продолжать еще много лет беспокоить бывшего курильщика. Именно эти совершенно неожиданные, а потому наиболее коварные всплески воображаемого хотения закурить становятся главной причиной срыва «марктвенов». Это же самое и с равной частотой происходит и с теми курящими людьми, которые, бросив курить с помощью всевозможных антиникотиновых средств, вскоре снова закуривают.