– Да, госпожа!

– Я не слышала ответа!

– Я провинился, госпожа. Я очень сильно провинился!

– Наверное, ты хочешь, чтобы тебя наказали?

– Да, госпожа! Накажите меня! Накажите!

Корзьело торопливо сбросил плащ.

Нога в черном кавалерийском сапоге уперлась ему в плечо.

– Маленький негодяй! Ты за все поплатишься!

– Накажите меня, госпожа, накажите… – ныл Корзьело, пытаясь обслюнявить сапог.

Флана сильно толкнула его. Лавочник завалился навзничь.

– Да! – Женщина нависла над ним. – Ты заслуживаешь хорошей трепки… И ты ее получишь!

Легкие, скользящие удары плети обрушились на плечи и голову табачника.

– Вот тебе, мерзавец! Вот тебе, негодяй!

– О, госпожа… – тихонько кряхтел Корзьело. – Вы так добры, госпожа…

– Негодяй, мерзавец! Ты даже не достоин называться человеком! На четвереньки, животное!

Лавочник с готовностью исполнил приказ.

Быстрым движением Флана оседлала его, не надавливая, впрочем, слишком на хребет пожилого человека.

– Упрямый осел! Тебе мало обычной порки? Вези меня, осел!

Кряхтя и постанывая – все-таки годы берут свое, – фра Корзьело пополз по кругу, старательно объезжая пуфик, плащ, валяющийся бесформенной грудой, и оброненную едва ли не сразу сумку.

– Быстрее, животное, или в следующий раз я надену шпоры!

– Да, госпожа, да! – выдыхал табачник на каждый шаг.

– Или ускорить тебя плеткой?

В подтверждение ее слов шестихвостка хлестнула по ягодицам Корзьело, обтянутым дорогим сукном.

– О госпожа!

– То-то же! – грозно проговорила Флана, поглядывая тем временем на зашторенное окно. Праздник как-никак, а тут приходится валандаться с этим старым похотливым козлом. И еще один извращенец только что ушел. Мерзкие старикашки! Они и возбудиться уже не способны, как настоящие мужчины. Возись тут с ними… Да еще нужно следить, чтоб удар не хватил в разгар любовных утех. Заведение госпожи Эстеллы гордится своей репутацией. И платят тут не в пример лучше, чем в дешевых борделях в припортовых кварталах. Отложить бы еще монет двадцать, уехать подальше, где тебя никто не знает, да хоть бы и в ту же Верну…

– Ты, кажется, решил отдохнуть? Скачи, мой верный конь! – Плеть вновь хлестнула Корзьело по ягодицам.

Табачник взбрыкнул, подобно самому настоящему боевому скакуну, но тут руки его подломились и он рухнул носом в ковер.

Флана стремительно нагнулась – живой ли?

Старый развратник дышал. Тяжело, с хрипами и присвистом, но дышал.

– С загнанными лошадьми знаешь, что делают? – проговорила она, хищно улыбаясь.

Корзьело ойкнул и вскочил. Довольно резво для его возраста.

– Прошу простить меня, госпожа!

– Простить? Ах, вот ты как заговорил? Уж не думаешь ли ты, что просьбы помогут тебе избежать справедливого наказания?

– Нет, госпожа…

– Что – «нет»?

– Не думаю, госпожа! Готов искупить вину…

– Ах, готов? Тогда долой штаны и на кровать!

Фра Корзьело поспешно повиновался. Трясущимися руками сбросил панталоны и лег ничком на широкое ложе.

Плеть ударила по дряблым ягодицам. Раз, другой, третий…

Ремни скользили, не причиняя особого вреда. Оставляли красные полоски и только.

Табачник корчился и постанывал.

– Грязное животное! Ты дорого заплатишь! – приговаривала Флана.

«Не меньше пяти полновесных золотых монет, – думала она при этом. – Сколько же фрита Эстелла отдаст мне? Две или одну?»

– Ну что, довольно с тебя, раб? – прошипела «госпожа» прямо в заросшее седыми волосами ухо лавочника.

– О да, госпожа! – Корзьело перевернулся на спину.

– Почему-то мне кажется, что стоит продолжить… – задумчиво проговорила Флана. Тот, первый, возбудился после порки гораздо больше. Даже удивительно как-то…

– Хватит… – хрипло проговорил табачник. Он и в самом деле не испытывал ни малейшего удовольствия. Если бы не гнусная фантазия Министра, назначающего встречу за встречей в самых дорогих борделях и требующего неукоснительного соблюдения определенных им правил, Корзьело никогда в жизни не позволил бы какой-то девке хлестать его плетью, унижать, оскорблять… С каким бы наслаждением он сам избил бы ее, связал, так, что веревки врезались бы в кожу и плоть, колол бы иглами эту вызывающе обнаженную грудь, кусал бы… Ничего, паршивая шлюха еще узнает, как страшна бывает месть потомка истинного айшасиана! Эти наглые зеленые глаза еще прольют слезы, эти губы будут умолять о пощаде. Как она будет кричать, извиваться под его ударами, как вспухнут рубцы на ее белой коже! До крови, до полусмерти! Она так просто не отделается…