Но традиция традиции рознь.
И традиция воинов бессильна перед традицией работяг. То есть она сильна и действенна только на первых пора создания некой империи. Племенные, затем и феодальные народы консервативного толка могут плодиться бесконечно и бесконтрольно, ибо традиция приветствует многодетие. Но наступает момент перехода от грабежа и присвоений чужого ресурса когда -нибудь к созданию своего продукта. Вот с этим у диких условно народов всегда проблемы. Они плодятся и плодятся и как бы не думают ни о чем более, как создавать семьи и плодиться. Они также подсознательно идут в новые походы и захватывают торговые места (раньше пути), но ведь кто то должен снова создавать прибавочный продукт. У арийцев, у индо-иранских племен был совершен первый переход от войны к миру, от этого их империи были долговременны.
В 9—11 веках, даже несмотря на диктатуру арабов, персы сохранили свою культуру (В Средней Азии фарси был языком элиты тысячу лет, даже несмотря на давление тюрок. Арийцы сохранились даже внешним обликом, хотя всегда правили тюрки, они же монголы). И даже образовали свои империи тахиридов и сафаридов. В средние века все империи кормились от Великого Шелкового пути, то есть без шелка все эти империи воинов распались бы еще быстрее. Иранское интермеццо 9—11 веков, когда правителями Центральной Азии были иранцы, было поддержано коробочкой хлопка. Именно хлопок создавал прибавочный продукт для персов, которые также создали Аббасидский халифат. Разделение исламской уммы – это также влияние иранской арийской культуры. Все сунниты – это в основном кочевники – анархисты, потому они все время говорят о какой то демократии (даже современные мещане, обкуренные долларовым духом), приветствую богатство. В основе подобной культуры снова традиция подчинения семье и клану, но не государству и империи. Персы много лет знали что такое империя, оттого им не надо было объяснять принцип иерархии: семейная иерархия должна переходить в новую форму во имя сохранения всех семей и народов. Бывшие кочевники наоборот, всегда и везде видят только близкие цели «азиатского» обогащения себя и семьи, хотя разглагольствуют на тему морали и патриотизма, изо рта слюни текут (невежды и лицемеры).
Глава 6
Военная демократия: вред и польза
Бывшие кочевники евразийцы – люди иерархии. Вопрос лишь в ее праведности
В 90 -е западная модель или по другому демократия была мейнстримов и других альтернатив просто не было. У победы много друзей, а проигравший всегда сирота. Вот потому этих самых друзей демократии было очень много, что официальный коммунизм проиграл. Только идейные аутсайдеры и пенсионеры могли остаться с сиротой, если конечно хотели остаться на дне буквально. Потому социалистов никто не слушал. Коммунистическая идея была предана самой коммунистической элитой перерожденцев, – вот это сальто духовное сальто вокруг себя в воздухе идей оказало самое решительное влияние на массу. Обыватели, если они еще и зерефы (приверженцы порядка и традиции), не могли ошибаться. Большинство, даже если похоже на стадо, реально не может ошибаться, потому что они смотрят наверх, на лидеров, просто для того чтобы был порядок на земле (на одном из участков земли точнее).
Дело в том, что Советы набирали свои кадру снизу, со дна, там где «обитают» именно трудящиеся, повинуясь своим догматам о пролетарской диктатуре. Та бюрократия так называемых коммунистов давно переродилась в формалистов, оттого поток со дна не прекратился даже после официальной отмены советской власти (и так называемые коммунисты, сделавшие сальто предательства, остались на месте при том). Людям со дна на самом деле нет никакого дела, какое знамя развивается на ветру: на самом деле им важно, что со «дна морского» они оказались на небе. Оттого самые великие формалисты и лицемеры одновременно это как раз люди со дна. Причем всегда и везде. В ревконе они получили название зеремиды (зерефы + ремиды = полуремиды, ни то ни се короче, но всегда послушные, исполнительные провинциалы). Ведь именно традиции они обязаны, что воспитывались в консервативных семьях, где несмотря на все перипетии на поверхности закон всегда один – выжить. А после выживания править массой таких же традиционных людей.