– Ингрид Бергман тут такая невинная и чувственная одновременно! – Мари не скрывала своего восторга.

– Жалко, что нельзя сказать то же самое про тебя.

– Какой же ты гадкий, Тима! – она больно ущипнула меня за плечо. Мы досматривали титры и допивали свой виски. Чуть позже она продолжила:

– Весь мир рушится, а мы выбрали это время, чтоб влюбиться1.

– Да, неподходящее время.

– Как ты думаешь, Тима, третья мировая все-таки будет?

– Если честно, хз, но по законам жанра вроде должна начаться.

– Слушай, какой-то треш вообще в мире творится. Люди реально озверели. Ты слышал про ту историю Салты и Бишимбаева? Какой же он подонок!

– Про убийство? Не знаю подробностей. Где-то читал про это недавно. Не помню где.

– Ты представляешь, меня настолько потрясла эта история, что я взахлеб посмотрела все записи в ютубе.

– Что еще за записи?

– Ну, записи судебных заседаний. Подсела на них, как на сериал какой-то.

– Слушай, ты в последнее время вообще разочаровываешь своими непонятными действиями, словами. Подсела, как на сериал. Ты типичная потребительница этого говнофастфуда, ты стала такой, как остальные. Раньше ты казалась мне более утонченной.

– Что здесь такого, что я хочу быть в курсе событий? Мне стало жалко Салту, это женская солидарность!

– Да пошла ты со своей Салтой!

Вдруг она резко развернулась, быстрым шагом засеменила в прихожую и собиралась уже выходить, как я ее остановил, задержав рукой.

– Это ты куда?

– Ты же только что послал меня. Вот я и иду!

– Слушай, сорри. Это я погорячился, прости. Я этого не хотел.

– Все, я пошла!

Она хлопнула за собой дверью. Я с озабоченным и растерянным видом походил по квартире минут десять, потом понял, что валюсь с ног. Лег в кровать и вырубился. Проснулся к десяти утра, бодрый и отдохнувший. Сделал себе омлет, потом заварил кофейку. Прочел чаты переписок в вотсапе. Мне никто не писал, как маркесовскому полковнику. На всякий случай послал ей войс, сказав все то, что обычно говорят в подобных случаях: я был неправ, ты мне очень дорога, я переживаю из-за того, что обидел тебя, такое больше никогда не повторится, я обещаю.

Через пару часов я увидел, что она прослушала мой войс, так и не удосужившись мне ответить. Бойкот был объявлен. Всю субботу я провалялся дома, выходить куда-то совершенно не хотелось. Днем спустился в маркет в пяти минутах ходьбы от дома, просто чтобы пополнить запасы съестного. Купил пару йогуртов и, не удержавшись, взял свое любимое мороженое «магнум». Дома я пролежал на диване, ничего не делая; листал свою дебильную ленту в тиктоке, а потом немного почитал книгу – подарок Мари под названием «Тысячеликая героиня. Женский архетип в мифологии и литературе». Не сказать, что я пребывал в восторге от прочитанного, но читать можно было. Конечно, ты хрен что-то поймешь про женщин, но это и не обязательно, нужно просто любить их и наслаждаться.

Сквозь всю книгу красной нитью проходит мысль – стенание авторки (такие феминитивы сейчас в моде), что как же это несправедливо и дико, что испокон веков все героические эпосы в мире восхваляли героев-мужчин, а женщины-героини были лишены права голоса и на протяжении долгих столетий были низведены до вещи. Автор проводит скрупулезный разбор эпосов, сказок и различных произведений искусства, дабы подтвердить правоту своего тезиса.

В одной приведенной ею в пример сказке братьев Гримм «Гусятница» происходит следующее: королевна отправляется в дальнюю страну, где должна вступить в брак с наследником престола. По пути ее нечестивая служанка-провожатая предает ее и обманным путем занимает ее место. Служанка сама становится королевой, а героиня под страхом смерти вынуждена делать черную работу. Отец жениха – король как-то подслушал разговор гусятницы с печкой, где она жаловалась на свою горькую долю. В конце сказки обман раскрывается, и героиня становится королевой, а злая служанка получает по заслугам. В этой сказке я хочу обратить ваше внимание на очень важный, на мой взгляд, аспект: служанка в начале сказки обманом занимает место госпожи. «Вот злодейка!» – скажете вы. А собственно говоря, почему? Вы не подумали, что это был ее бунт против житейской несправедливости, когда одной достается в этой жизни все, и она принцесса, а другая вынуждена находиться у нее в рабстве до скончания своих дней. Таков был удел сотен тысяч, миллионов бедняков всех мастей, и кто знает, может, посмертные проклятия их неприкаянных душ и породили в конце концов такой феномен, как коммунизм.