– Э-эль, сэр? Три медяка… Спасибо.

Она натянула капюшон глубже, когда к стойке подошел громила с лицом, напоминающим помятый пирог, и потребовал еще эля. Его рука, толстая и волосатая, с грязными ногтями, легла на стойку в сантиметре от ее тонких пальцев. Элира едва заметно отпрянула, будто от прикосновения раскаленного железа. Запах пота, чеснока и чего-то прогорклого от него ударил в нос. «Не смотри. Не дыши громко. Просто налей и отойди.»

Маскировка. Это было ее оружие и ее тюрьма. Глубоко под рубахой, на груди, висел маленький мешочек из выцветшей кожи, туго набитый. Элира украдкой прижала к нему ладонь, чувствуя сквозь ткань колючие стебли и листья. Травы. Горькая полынь, вязкий корень черного папоротника, высушенные лепестки ночной фиалки. Их смесь, которую ей передала умирающая мать, шепча проклятия людям-палачам. Они гасили свет внутри. Подавляли саму суть ее природы. Но плата была высокой. Каждый день, каждую минуту ношения мешочка она чувствовала, как энергия утекает из нее, как песок сквозь пальцы. Появлялась тупая, ноющая головная боль за глазами, дрожь в коленях, тошнота. Иногда, в самые тяжелые моменты, перед глазами плясали черные точки. Она была Люмином, но ее свет был погашен, а с ним уходили и силы. Осталась лишь эта изнуряющая слабость, вечный холод и страх.

– Лииис! Сюда, девчонка! – прорычал хозяин кабака, Хогар, человек, больше похожий на бочку с ногами. Его лицо, обветренное и покрытое сосудистыми звездочками, пылало румянцем вечного подпития. Он чистил огромным ножом подошву рыбы, бросая кровавые куски в ведро. "Эти столы! Видишь, свиньи наследили? Убирай! И смотри, чтобы никто не унес кружек! А то вычту из жалованья!" Жалованья, которого едва хватало на миску похлебки да угол в холодном чулане под лестницей, где она спала на мешке с опилками.

Элира кивнула, не поднимая глаз.

– Слушаюсь, хозяин.

Ее голос был шепотом, потерянным в гомоне кабака – смехе, пьяных спорах, скрипе скамеек. Она взяла ведро с мутной водой и тряпку, еще более грязную, чем та, что была у нее, и двинулась к дальнему углу, где трое матросов играли в кости, громко ругаясь. Она старалась ступать бесшумно, не привлекать внимания. Быть тенью, пятном грязи на стене. Так безопаснее.

Проходя мимо узкого тусклого коридора, ведущего в подсобку и к чулану, она задержала взгляд на щели под дверью. Там, в темноте, чуть заметно, мерцало. Слабое, едва уловимое. Как далекий светлячок. Это была ловушка для крыс – простой камушек с крошечной каплей ее собственной, недельной давности, крови, аккуратно нанесенной иглой. Магия Люминов, самая простая: приманка и легкий ошеломляющий толчок для грызуна. Безопасно для нее, не требовало сил, лишь кроху ее сущности. Но даже этот крошечный огонек в темноте заставил ее сжаться внутри. *Слишком заметно. Рискованно.* Она быстро отдернула взгляд, как будто обожглась.

Работая тряпкой над липким столом матросов (один из них шлепнул ее по тощему заду, захохотав, но она лишь глубже втянула голову в плечи, не реагируя), Элира ловила обрывки разговоров. "… патруль Ордена видел утром у доков… строгий…" – пробурчал один из игроков в кости. Сердце Элиры ударило чаще, холодный пот выступил на спине под грубой тканью. Орден. Здесь. В Южном Квартале. «Не сегодня. Только не сегодня.» Она украдкой метнула взгляд на входную дверь. Массивная, дубовая, с железными накладками. Ее единственный выход и главная угроза.

Она закончила с грязным столом и поспешила обратно за стойку, к относительной безопасности тени под полками с бутылями. Ей нужно было проверить мешочек. Травы внутри перетирались в пыль, теряя силу. Она незаметно развязала шнурок под рубахой, запустила тонкие пальцы внутрь. Сухие, колючие стебли. Их оставалось катастрофически мало. Еще пара дней, от силы. А где взять новые? Полынь еще можно найти на свалках, но черный папоротник? Ночная фиалка? Они росли далеко, в запретных теперь лесах, где когда-то жили ее соплеменники. Страх сменился острой, леденящей паникой. «Что делать?» Без трав она – живой маяк в этой тьме. Первый же инквизитор почувствует ее за версту.