Вдруг Мария Тимофеевна вскрикнула:

– Вже шоста годына! Час до дому йти. Сидять и мовчать. Що це за зустрич? Горазд мовчки сидеть. Человеку ще до дому треба йихаты. Давай, Оксанка, провожай!

Григорий тяжело встал и немного пошатнулся. Он невольно потянулся к Оксане, обнял ее, крепко стиснув в своих объятиях.

– Правда, пора мне, Оксана… Но я ще… Мне еще надо будет…

– Григорий, ще прийиде за документами, – договорила за него кадровичка, пытаясь ускорить процесс расставания и своего ухода с работы.

Она всучила Григорию его сумку, положила туда подготовленные бумаги. Гриша и Оксана молча пошли по коридору, взявшись за руки. Когда подошли к двери, Оксана достала из бокового кармана блестящую авторучку.

– Возьми, Григорий, – сказала она ему. – Это, так сказать, на память. Нас тут стали этим кое-кого обеспечивать. Это рабочий… Говорят, что Чернобыль только снаружи дремлет, а так-то может в любой момент рвануть. Никому этот чертов Чернобыль не нужен, кроме черного черта, да и заокеанских друзей наших.

– Так это что, дозиметр?

– Да, да, дозиметр. И дай Бог, чтоб не понадобился, – как-то криво улыбнулась Оксана. – Ну, поцелуй, что ли…

Их губы слились в долгом поцелуе. Поцелуй закончился, когда в другом конце коридора послышался чей-то кашель.

– Я чекала тебэ, я ждала тебя, чекала и ждала, ждала и чекала, – чуть слышно шептала Оксана.

– До… Прощай! – Григорий, открыв дверь, шагнул из темного сырого коридора в светлый теплый вечер.

Он вышел. Прошел по территории завода, собираясь обогнуть здание проходной, и тут до него донеслись какие-то крики и звон стекла. Чуя что-то недоброе, он ускорил шаг. За углом он увидел небольшую группу людей вокруг его машины. В это мгновение один из них, стоявший к нему спиной, замахнулся трубой и с треском опустил ее на крышу новенькой «Лады». Вторым ударом было разбито заднее стекло. Стоящий рядом парень визгливо вскрикивал:

– Геть, геть москаля, геть поганця!

– Москаляку на гиляку! – завопил второй мужик, с бритой головой и чубом на макушке.

Григорий бегом кинулся к орудовавшему трубой мужику и, подбежав сзади, в момент очередного замаха вырвал у него из рук трубу. От неожиданности тот качнулся, резко разворачиваясь. Григорий в озлоблении замахнулся на мужика трубой, тот инстинктивно поднял над головой руки и истошно завопил:

– Ты! Стой!.. – А потом на выдохе тихо спросил: – Цэ ты?!. Григор?! Так хиба цэ ты?

Труба описала в воздухе дугу над головой мужика и застыла в неопределенном положении. Остальные, увидев хозяина автомобиля с грозным орудием, попятились. Мужик, недавно разбивавший его машину, стоял с жалко поднятыми вверх руками и снова повторил вопрос:

– Григор, та хиба цэ ты? Хиба цэ… Это твоя?

В обрюзгшем мужике с отвислым пузом, с морщинистым небритым лицом и лысой головой с чубом Григорий с трудом узнал Витьку – лучшего друга своего детства и юности, о котором вспоминал дорогой. Григорий, раздосадованный, отбросил трубу и молча подошел к Виктору.

– Х-хиб-ба… – Процедив сквозь зубы, он наотмашь ударил ладонью Виктора по щеке. Тот отшатнулся от удара.

– Григор, ну так шо ж ты не пидзвонил? – прикладывая руку к щеке, тихо проговорил Виктор.

– Ты зато пидзвонил, зятек!

Второй удар апперкотом пришелся под ребра. Потом он схватил Виктора двумя руками за куртку и резко толкнул его на машину. За спиной у того хрустнуло разбитое стекло. Под ногами тоже все хрустело от разбитого вокруг машины стекла. К ним незаметно подошел местный полицейский.

– Ну, шо тут у вас? – поинтересовался служитель порядка.

– Та симейна справа… Бачишь, два зятя зустрились. Одын вин москаль… – откликнулся один из мужиков.