Он уходит, причем даже не взглянув на Харпер, чего с ней наверняка не случалось со времен пубертата.
– Ты с ним спишь? – В ее голосе нет осуждения, лишь любопытство.
– Нет! Мы ненавидим друг друга.
Ее губы дергаются, будто она вотвот улыбнется:
– Как скажешь.
Когда группа начинает играть, я тащу Харпер к сцене. Они хороши, но я это делаю в первую очередь для того, чтобы спрятаться от Брендана и его пристального, негодующего взгляда. С тех пор как он отошел от нас двадцать минут назад, он то и дело поглядывает в мою сторону, словно не сомневается, что я запрыгну на первого встречного.
Но в конце концов мне удается выкинуть его из головы. В основном группа исполняет каверы, а я подпеваю, танцую… и чувствую себя счастливой.
Что меня поражает больше всего, так это то, насколько я отвыкла от этого ощущения. Наверное, в последнее время я нечасто испытываю счастье, хотя так было не всегда.
– Спасибо, что убедила меня прийти, – говорю я Харпер, когда группа заканчивает выступление. – Это было здорово!
– Твоему телохранителю, похоже, оно не очень понравилось, – отмечает она, кивая за спину. Проследив за ее взглядом, я замечаю Брендана в десяти футах от нас: он смотрит на меня сердито, скрестив руки на груди.
– Он был там все это время? – ошеломленно спрашиваю я.
– Да, все время, – подтверждает она. – Ты точно не спишь с ним?
– Что?! Нет! Я же помолвлена, помнишь?
Она бросает на него еще один взгляд:
– Ято помню. Но не уверена, что он не забыл.
Я как раз захожу домой, когда мне звонит Роб, и я рада, что впервые за долгое время у меня произошло чтото стоящее, чем можно поделиться.
– Хорошо, что я тебя застал. Я опасался, что ты, возможно, уже спишь.
– Я только зашла, я была на концерте с Харпер.
– На концерте? – переспрашивает он.
Голос Роба звучит сухо. Я не виню его за удивление, но меня беспокоит недовольство в его тоне.
– Где? – А вот теперь в его голосе появляется обвинительная нотка, как будто перед его отъездом я дала клятву сидеть дома и тосковать по нему, но не сдержала своего слова.
– Чтото не так? – уточняю я.
Он отвечает «нет» таким тоном, который подразумевает обратное, и я не могу придумать, как сгладить этот момент и хочу ли я вообще это делать. Три недели я слушала о его походах в рестораны и клубы, но когда сама в които веки вышла в свет и нашла чтото, что мне понравилось, то он не может хотя бы притвориться заинтересованным?
Он отстраненно рассказывает мне какуюто историю с работы, а я без энтузиазма ее слушаю и в какойто момент даже ставлю телефон на громкую связь, чтобы достать пижаму из шкафа. Все чаще и чаще наши звонки выглядят вот так: ктото из нас или мы оба раздражены, но вынуждены поддерживать разговор, который никому из нас не интересен.
– Итак, раз ты ходишь развлекаться с Харпер, полагаю, у тебя не осталось времени, чтобы поискать места для бракосочетания… – наконец произносит Роб. Его голос звучит совершенно монотонно, безэмоционально.
Я знала, что в конце концов он все сведет к этому.
– Серьезно, Роб?!– взрываюсь я.– Стоило мне один раз кудато выбраться, как ты стал меня этим попрекать?
– Просто больше не надо рассказывать, будто ты слишком занята, договорились? – резко отвечает он. – Давай будем честны, ты не заинтересована в браке.
– А ты, очевидно, не заинтересован ни в одной части моей жизни, которая не включает тебя. Рада, что мы это выяснили.
Не уверена, кто из нас первым бросает трубку. Я лишь знаю, что мы не из тех, кто ссорится, и не из тех, кто бросает трубку в разговоре друг с другом. Однако в последнее время мы только это и делаем.