Ненависть. В каждом направленном на меня взгляде я видел глубочайшую ненависть. Страх сжимал моё сердце. Аньи не было в Онрилл-Этиле. А были десятки эльфов, винящих меня в её помешательстве. И по их глазам я видел: одно моё неосторожное слово – и они забудут о данном Анье обещании.
– Куда она ушла? – осторожно спросил я.
– Нам она ответить не пожелала. А для тебя оставила письмо, которое мы, опять же, пообещали не вскрывать. Возьми, – эльф протянул мне конверт.
Я с благоговением спрятал письмо за пазуху. Эльф стиснул зубы – видимо, надеялся, что я стану читать при нём. Но говорить об этом не стал.
– Теперь убирайся отсюда. Своё обещание мы выполнили и терпеть тебя здесь больше не намерены.
Я вдохнул побольше воздуха и заговорил:
– Ваша дочь говорила, что солнечные эльфы добры и справедливы. Что в Онрилл-Этиле мы будем счастливы. Что здесь принимают всех, кто раскаялся в своих преступлениях и встал на путь Света. Она дала мне надежду. Она разглядела во мне хорошего человека. Неужели, она ошибалась? Что заставило её уйти?
Эльф фыркнул:
– Люди порочны по своей природе. Сколько бы вы ни стремились к Свету, он для вас недостижим. Я слишком старался оградить Анью от жестокостей этого мира и, к сожалению, преуспел. Она не стала меня слушать, когда я попытался вразумить её. Только наивная девочка могла влюбиться в чёрного мага и решить, что его с восторгом примут в Онрилл-Этиле! Ты ничего не знаешь о солнечных эльфах, фалиец, если поверил в такое!
Я чувствовал, как горят мои щёки. О нет, я достаточно слышал о солнечных эльфах, но мне так хотелось верить Анье! Верить, что в Авильстоне есть место, где мы можем быть счастливы.
Златоволосые эльфы смотрели на меня с отвращением. Прекрасные, как Анья, но совершенно на неё непохожие. Она превосходила их во всём, грациозная, но не холодная, гордая, но не высокомерная. Анья завораживала совершенной внешностью, мелодичным голосом, лёгкой, словно порхающей, походкой, но при этом обладала ещё и особенной, внутренней красотой. В ней гармонично соединились величие и простота.
Эльфы вывели меня к реке, где покачивалась пришвартованная лодка. Белая. В глазах уже рябило от белого и золотого.
– Почему не на птице?
– Никто не желает разделять твоё общество.
– Что делать с лодкой, когда я переправлюсь?
– Привяжешь к дереву. Мы заберём её позже, – эльф смерил меня надменным взглядом. – Гордись, фалиец, незаслуженно оказанной тебе великой честью! Мало кто из смертных ступал по земле Онрилл-Этила и ушёл отсюда живым.
– Благодарю, – бросил я. – Прощайте.
Когда я отчалил, на берегу уже никого не было. Я был уверен – эльфы не ушли, просто скрылись в зарослях, чтобы незаметно наблюдать за мной.
Я постепенно отдалялся от Онрилл-Этила. Солнца скрылось за деревьями, но Золотой лес сиял, как и днём, бросая вызов великому светилу. Белые ветви тянулись ввысь, стремясь пронзить небеса. Онрилл-Этил, надменный и величественный, как и сами солнечные эльфы, предстал передо мной в истинном облике. Онрилл-Этил не воплощал идеалы Света. Идеалом Света он считал себя.
Едва я ступил на берег, как вновь обрёл способность чувствовать магические потоки. Эльфийские чары развеялись.
Я отошёл вглубь леса, чтобы не видеть проклятых онриллов, и разбил лагерь. При свете костра я бережно развернул драгоценное письмо. Оно до сих пор со мной и сейчас я прочту его вам, как бы мне ни было горько это делать:
«Мой дорогой Меркопт! Я верю, ты получишь это письмо, если Свет хоть немного милосерден. К сожалению, сейчас я убедилась в обратном, поэтому вера – это единственная оставшаяся мне милость. Мне горько от мысли, что я так тебя подвела. Прости, любовь моя! Я ошибалась в моём народе, я ошибалась в Свете. Ослеплённые своей чистотой они не прислушались ко мне, не пожелали принять тебя в Онрилл-Этиле. Они предложили мне забыть о тебе и наслаждаться жизнью вдали от бед. Их слова повергли меня в ужас. Я пыталась докричаться до их разума, но тщетно. Они слышали лишь то, что хотели слышать. Сколько я их ни убеждала, они воспринимали тебя как опасного некроманта, а не моего возлюбленного спасителя. Мой дорогой Меркопт, даже в плену я не испытывала такого отчаяния! Родной дом стал для меня чужим. Эльфы говорят, чтобы я забыла тебя, но без тебя моя жизнь больше немыслима.