Поначалу я считал шаги, надеясь запомнить дорогу, но сбился из-за многочисленных поворотов, спусков и подъёмов. Из разговоров гномов я понял, что меня ведут в тюрьму. Про Анью никто и словом не обмолвился. Это меня встревожило, но я решил до поры до времени помалкивать. Мёртвый я Анье ничем не помогу.

Наконец, мы остановились. Заскрежетали засовы, закряхтели гномы, и меня втолкнули, как я понял, в открытую камеру. Кто-то развязал мне руки.

– Посиди тут, – сказал командир. – Не дури, и всё будет хорошо.

Я снял с головы мешок и успел заметить раскрасневшихся от натуги гномов, закрывающих за мной невероятно толстую каменную дверь. Вновь послышался скрежет задвигаемых засовов, и наступила тишина.

Камера представляла собой вырубленное в граните помещение. А может, просто сложенное из гранитных плит с гранитной же дверью, я так и не понял. Для подземной каменной тюрьмы в ней было очень тепло. И снова этот парадокс: никаких окон, но свет лился словно отовсюду. Обстановка камеры включала койку, стол, два стула и полку. Постель далеко не новая, но чистая. Отхожее место я обнаружил не сразу – аккуратно просверленная дыра в углу камеры задвигалась гранитной крышкой.

В целом, тюрьма меня приятно удивила. Никакой грязи, гнили и блох. Ко мне отнеслись, как к почётному пленнику, даже вещи мои оставили при мне. Осмотрев камеру, я сел на койку, и только теперь осознал, насколько устал. Сбросив сапоги, я провалился в сон.

Пробудившись, я понял, что у меня побывали. В комнате появился таз с чистой водой, полотенце и обед. Не заплесневевшие корки, а горячая каша с тушёным мясом, свежий, ароматный хлеб и необычный душистый отвар с приятным терпким вкусом. Умывшись и пообедав, я стал ждать посетителей, рассудив по хорошему приёму, что долго держать тут меня не будут. Однако, шли часы, а никто не приходил. Я кричал, спрашивал об Анье, но ответом мне была оглушающая тишина. Я промаялся весь день и, ничего не добившись, лёг спать. А проснувшись, вновь обнаружил горячую еду.

Не было сомнений – за мной наблюдают. Гномы заходят в камеру только во время моего сна. Опасаются? Тогда почему со мной хорошо обращаются, если считают врагом?

Я осмотрел каждый дюйм камеры, простукал стены, но так и не понял, откуда за мной наблюдают. Зато разобрался в природе света: камни покрывали крошечные светящиеся точки, и их можно было счистить ногтем. Я решил, что это какие-то грибы или плесень.

Занять себя было нечем, и я развлекался, перебирая свои вещи. Полистал журнал с исследовательскими записями и решил порисовать на чистых страницах. В общем, убивал время, как мог. Несложно догадаться, что при следующем пробуждении меня снова ждал обед.

Не знаю, сколько я просидел в заключении. Может, неделю, может, две. Трудно сказать, когда вокруг совершенно ничего не происходит, и день не отличается от ночи. Я пытался бодрствовать, чтобы всё-таки застать тюремщиков, или притворяться спящим, но бесполезно. Пока я бодрствовал, гномы не приходили.

Поэтому приход четырёх вооружённых стражников стал для меня неожиданностью. В камере, не рассчитанной на такое скопление посетителей, резко стало тесно.

– Собирай вещи, некромант, и следуй за нами, – распорядился рыжебородый гном.

Мне бросились в глаза его поджатые губы и морщинистый лоб. Я подчинился, радуясь, что в этот раз мне не стали надевать мешок на голову.

Коридор встретил меня рядом одинаковых гранитных дверей. Понять, есть ли за ними пленники, было невозможно. Может, в одной из камер держат Анью? У меня сердце защемило. Для эльфийки, привыкшей к солнцу и простору, каменная подземная тюрьма – настоящая могила.