В одном из таких покинутых особняков и нашли их на следующее утро после стрельбы.

Говорить о том, что у Петручио очень скоро вслед за тактикульно покрашенным стволом появилась банка[13] и куча других модных приблуд а ля крутой русский спецназ, думаю, не стоит.

Приоделся влюблённый тоже соответственно.

Можно было бы сказать, что вот вместо того, чтобы посылать деньги в семью…

Но, собственно говоря, поэтому мы особо и не смеялись.

Семьи у него не было. То есть что-то было, но это что-то – два выросших сына, живших своей жизнью, и жена.

Перед отъездом в СВО он нашёл у неё в телефоне переписку с её бывшим, до него, любовником. Возможно, кроме переписки ничего и не было. Даже скорее всего…

Но Петрович как-то разом понял, что теперь от семьи у него осталось именно «что-то».

…Я так понимаю, что на первомайские праздники возлюбленная пригласила его на какой-то сабантуй, местный, почти домашний.

Выход в город без оружия был у нас запрещён, поодиночке – тоже. В окрестностях лазили ДРГ[14], время от времени звучали взрывы.

Но он пошёл. С автоматом, но пошёл.

Что творилось у Петручио в голове, в душе – теперь не узнать.

То ли поверил на берегу моря в новую жизнь, то ли от тоски к этой парикмахерше прислонился. Время от времени он потряхивал своей большой лохматой головой, как при лёгкой контузии, ощупывал руками. Будто проверял реальность – всё ли на месте?

И ничего не говорил.

То, что это не пикник, он в конце концов понял. Не сразу, но понял.

Вот только когда? Уже тогда, когда набросились на него, или со временем – по натянутой тишине? По недружелюбным взглядам? Опущенным глазам? По сгустившейся за столом ненависти?

К автомату Петручио, конечно же, не подпустили. Хозяйка всё предусмотрела: оружие надо прислонить у дверей, нехорошо ведь, гости, все свои, пришли повеселиться, а ты, как медведь!

…Петрович и дрался, как медведь. Прикупил он себе накануне «нож Боуи», ну как нож Боуи – реплику, конечно. Но качественную, не китайскую, отечественную.

Вот этим-то ножом он и достал молодых нацистов.

Как сразу не заметил? Татуированы ведь ушлёпки были по самую шею. Наверно, в шарфиках каких типа арафаток[15] сидели. Пёс его знает!

Мы-то их наутро уже холодными видели, во всей красе.

Самое главное, на что рассчитывали они? Автоматом завладеть? Так этого добра в прифронтовой полосе да по схронам – валом!

Петрович им был нужен! Так я думаю. Не потому, что он чего-то там знал, а просто сам в руки плыл. С этой парикмахершей-то!

А так – пропал человек и всё! С оружием ушёл. Спятисотился[16] или в море утонул, кто его знает. Объявят в розыск, конечно…

И где он потом объявится, на каком канале покажут – пёс его знает!

…В общем, двоих он через стол ножом достал. В нём уже сидели две пули 5,45 из его же автомата. Точнее, навылет прошли. Поэтому Петрович их в гневе и не заметил.

Остальные ушли в сторону (автомат повело вверх и вправо), и тот, кто выпустил очередь в Петровича, пока опускал ствол и прицеливал по новой, терял драгоценные секунды.

Они могли бы стать для врага последними. Но Петрович устремился к ней.

Я не знаю, ещё раз говорю – не знаю, что, как промелькнуло в его голове, но, видимо, двойная измена была свыше его сил, его мыслей, его многолетней боевой выучки.

А Петрович воевал с 14‑го года. Его противник, похоже, тоже.

Потому что, почувствовав прогревшийся ствол, овладев автоматом, старший группы уже спокойно и чётко всадил оставшиеся две трети магазина в Петровича и – почему-то – в парикмахершу.

Застрелил и ушёл. Растворился в нашей жизни. Теперь сидит, может быть, напротив, в кафетерии, пьёт кофе.