– Да. Сначала в Розенбад.

Он потянулся, кремовая кожа сиденья приятно скрипнула. Если бы не та церковь в Буффало, ничего бы не было. Он не сидел бы на заднем сиденье огромного, навороченного BMW-750. Всем, чего достиг, он обязан пастору О’Брайену. Собственно, надо бы посылать ему десятину премьерского жалованья.

Тогда, живя на Манхэттене, Юхан впервые услышал про Церковь Здоровья Роберта О’Брайена. Прочитал в “Нью-Йорк таймс” про энергичного радикального пастора – и загорелся как мальчишка. Типично для Америки. Американцам удалось превратить христианство в набор рекламных клипов – телевизионные проповедники не сходили с экранов. Но использовать веру как диетическое учение – это что-то новое. Подвернулась конференция в Буффало, и он не упустил случая заехать к О’Брайену.

Построенная в семидесятых баптистская церковь Вест Стробёрн давно нуждалась в ремонте. Интерьер напоминал кафе в каком-нибудь мотеле. Шахматный пол, деревянные скамьи, обтянутые синтетическим велюром, красные раскладные стульчики. На хорах четырехметровый Иисус.

Воскресное утро, еще и одиннадцать не пробило, но церковь битком. Корреспондент “Нью-Йорк таймс” не преувеличил: редкая церковь в наши дни пользуется подобной популярностью. Даже сверхпопулярностью, как ему показалось.

Чернокожая толстуха в обтягивающих необъятный зад вызывающе розовых брюках глянула на нового посетителя, ослепительно улыбнулась и похлопала по сиденью рядом – пригласила присесть. Причина улыбки понятна: во-первых, Юхан был чуть ли не на центнер легче, чем большинство прихожан, а во-вторых, что еще более удивительно, – середина лета, а он в пиджаке и при галстуке. Немного смутился и присел рядом с веселой прихожанкой. Надо было заранее подумать, какой белой вороной он будет выглядеть. Одеться, что ли, по-другому… Эми права: он мог бы с таким же успехом приклеить на лоб бумажку с надписью “Европа”.

Настроение у публики было приподнятое, хотя служба еще не началась. А когда пастор О’Брайен поднялся на кафедру, тут уж началось настоящее ликование. Юхан присмотрелся – пастор оказался значительно моложе, чем он думал. Тяжелая челюсть и солдатский бобрик – победительный, очень американский образ. Анти-вуди-аллен. Атлет, к которому десятками липнут девушки из групп поддержки. Получает в колледже стипендию, потому что хорош в американском футболе. Чемпион. Такие поскорее женятся на фотомоделях и плодят кучу сыновей с врожденной склонностью к самоутверждению. Но Роберт О’Брайен не стал футбольной звездой, он выбрал карьеру баптистского пастора.

Уже через пять минут начались странности, о которых писала газета.

– Вы убиваете ваших детей! – внезапно воскликнул О’Брайен и сделал широкий жест рукой, красноречиво символизирующий закапывание детского праха в землю. – Вы убиваете их добавками и сладостями, которые они поглощают с утра до ночи. Вы убиваете их вашими фритюрницами! Признавайтесь – сколько раз за последнюю неделю ваши дети грызли куриные крылышки в галерее? Только честно! И с каким гарниром? С плавающей в масле картошкой?

Прихожане молитвенно сложили руки, дружно и горестно вздохнули. Но пастор был неумолим.

– Довольно KFC[16] и Mickie D![17] Довольно, говорю я вам! Вы хоть когда-нибудь читаете газеты? Мы – самый жирный народ на планете! Если непонятно, повторяю: американцы – самый жирный народ на всей планете! И куда мы идем? Как вам нравится детский сад, где половина детей больна диабетом? Или вы приветствуете смерть юноши от инфаркта миокарда на первом курсе колледжа? Пустите детей приходить ко Мне