И я бы ей рада все объяснить, но едва ли сама понимаю перемены в Гадовиче.

Как только дверь за нами закрывается и мы оказывается непосредственно в кабинете, я все же не выдерживаю и задаю тревожащий меня вопрос:

– Тыквенный латте?

Владислав Анатольевич раскрывает стремянку и ставит посередине. Смотрит наверх, видимо рассчитывая высоту. Стремянка плюс этот бугай – и можно украшать любой банкетный зал.

– Да, спасибо тебе. Я не любитель пробовать что-то новое, и ты явно перепутала кофе в прошлый раз. Но тыквенный латте, к моему удивлению, очень понравился.

Растекаюсь лужицей, словно лед на солнце. Его глаза – это нечто! А когда он не хмурится, а улыбается, как сейчас – весело и задорно, я забываю, что он мой босс.

И Гад.

И что имя у него дурацкое – у меня есть свои причины так думать.

Разве можно мужчине быть таким красивым и горячим?

Вот же засада – был бы это какой-нибудь Илья Гаврилов.

Но…

Это мой босс. Запрещенка.

И здесь впору вставлять рыдающий эмодзи и разбитое сердце.

– С чего начнем укрощать? – приподнимает одну бровь. Присаживается на краешек стола, продолжая демонстрировать по-всякому свою шикарную фигуру, слепленную упорным трудом в тренажерном зале в соавторстве с правильной и дорогой едой.

– Укрощать? – повторяю, загипнотизированная этим змеем-искусителем.

– Украшать, – прищуривается босс.

У меня еще и слуховые галлюцинации.

– С гирлянды, – так, Северина, прекращай мысленно пускать слюни по своему работодателю!

– Предлагаю чуть украсить окно.

Окно – это здоровая панорамная стена шириной метров десять

Конечно-конечно!

– Можно по верху нить пустить, – продолжает генерировать идеи Влад Гад.

– Никаких нитей поверху! У нас там много гирлянды «Дождь», а еще тысяча метров «Росы». Ваш кабинет из Кремля будет виден.

А глазик-то у Влада подергивается.

– Слушай, Северин, вот вопрос, который меня тяжело терзает с момента, когда черт меня дернул предложить тебе создать атмосферу. Вот эту. Праздничную, – машет руками. А потом нервно зачесывает свои идеально уложенные волосы назад. Делает это криво. И его челка теперь забавно торчит в бок.

– Почему я люблю Новый Год?

– Хм…

Опять он за свое.

– Что это значит? – ставлю коробку с мишурой на пол и нервно дергаю плечами, вызывающе приподнимая свою левую бровь. Этому я еще в театральном кружке научилась.

– Ты хочешь поделиться личной историей со мной?

А вот его интонацию я не могу распознать. Он издевается или ему правда интересно?

– Я просто предположила, что вы хотите спросить именно это.

– Нет. Я хотел спросить, почему, получив немало денег на оформление, ты не наняла оформителей? Или делегирование – не твой конек? – а вот теперь точно, зараза, издевается.

Прядь снова падает мне на лицо – иногда мне кажется, что мои волосы живут своей жизнью. Ведь все волоски были подвержены выпрямителю с утра и аккуратно уложены в низкий хвост.

Но ведь нашлась зараза, которая выползла из него и устраивает диверсию, раздражая меня и моего босса!

– Во-первых, оформителей на Новый Год нанимают еще летом. Толковых. Те, у кого есть свободная запись в декабре – халтурщики, либо новички в своем деле. А я не новичок. Во-вторых, я на сэкономленные деньги купила на пару тысяч метров гирлянды больше, а остаток вложила в корпоратив.

Упираю руки в бока. Не на ту нападает!

– Разумно, – ухмыляется. Нагло так. Встает. О божечки, встает и идет ко мне. Вальяжно, будто кот в марте.

– Может, начнем укрощать уже? – оговариваюсь. – Украшать.

– Хм…

Закатываю глаза и шагаю к коробке с гирляндами. Вытаскиваю одну. «Дождь», который заменит этому гаду штору.

Так и подмывает меня спросить – Владислав Анатольевич, вы вообще достойны праздника или плохо себя вели в этом году?