Сам-то я серьезен, как никогда. Всем видом демонстрирую свое явное недовольство... Ей в данном конкретном случае.

Но она понимает все как-то неправильно…

– Доктор Бергманн, – мурлычет с придыханием в голосе. – Хотели о чем-то поговорить?

И наступает, подобно вражеской армии – к стенам Иерусалима. Даже волосы за ухо заправляет... И глядит, нисколько не устрашенная.

– Я хотел поговорить о вашем внешнем виде, Элла, – произношу как можно тверже, стараясь не выказать собственной нервозности.

И она удивляется:

– А что не так с моим внешним видом?! Вот, я оделась во все беленькое, как вы того и хотели. – Указывает на мешковатую футболку до половины бедра и, приподняв ее край, демонстрирует коротенькие белые же шортики, полностью под ней потерявшиеся. – Спрашивает: – Разве не об этом вы говорили вчера на парковке? О правильно подобранных цветах? Я это учла, доктор Бергманн, не думайте, что мне все равно.

Приходится сглотнуть рвущиеся из горла нецензурные выражения в адрес своей собеседницы.

– Я вообще-то не о цветах говорил, – произношу четким, полным тайного негодования голосом. – А о длине ваших... э... шортиков, Элла. Тех самых, которых почти не видно из-под вашей не по размеру подобранной футболки.

– А, – восклицает она, – так дело только в футболке? Сама мечтаю поскорее от нее избавиться. Мария обещала снабдить меня новой в самое ближайшее время. – Говорит и стягивает футболку через голову, улыбается: – Ну вот, теперь лучше?

Под ней на Элле оказывается белая блузка с запахом, и я на секунду теряю дар речи. Она что, издевается надо мной или действительно полная дура?

– Боюсь, не совсем, – цежу сквозь стиснутые зубы. – Ваш внешний вид не соответствует установленному у нас профессиональному дресс-коду. – И берусь пояснить: – Ваши... шортики, Элла, слишком короткие. Не могли бы вы приходить на работу вот хотя бы джинсах? В белых по возможности. Так ходят все наши сотрудники, если только вы потрудитесь обратить на это внимание.

В течение моей краткой тирады улыбка стирается с личика девушки. Она складывает руки на груди и в конце концов произносит:

– Не вам, доктор Бергманн, указывать мне, что носить. Захочу и вовсе приду на работу в бикини...

– И будете тут же уволены.

– Не посмеете.

– Еще как посмею.

– А я говорю, не посмеете. – Подступает еще ближе, едва ли не упираясь в меня своей грудью. Активно вздымающейся грудью под тонкой шелковой тканью...

В этот момент дверь за моей спиной открывается, и голос Надин произносит:

– Фрау Дроссельбах ждет в первой смотровой, Фабиан.

Я все еще слишком возбужден перепалкой с наглой девицей, молча покидающей кабинет в своем донельзя вызывающем наряде, чтобы, натянув улыбку, заняться пациентом как ни в чем ни бывало.

– Нет, ты это видела, – произношу возмущенным голосом. – Она собирается ходить по праксису в этом своем... неподобающем виде. Ты должна с ней поговорить! Объяснить наши правила. Меня она совершенно не слушает.

Надин кладет руку мне на плечо. Заглядывает в глаза с видом умудренной годами мамочки, потешающейся над малым ребенком…

– По-моему, ты слишком драматизируешь, дорогой, – произносит спокойным, убаюкивающим проблемы голосом. – Просто успокойся и иди работать.

В этот момент я остро сожалению, что не рассказал Надин о бессовестном соблазнении в свой адрес. Сделай я это, супруга поддержала бы меня в моем крестовом походе против злостного несоблюдения рабочего дресс-кода... Не стала бы успокаивать, заняв тем самым миротворческую позицию. Она бы не попустила Элле-бессовестной-Вальц разгуливать по праксису в шортах под самое не могу...