«Христос воскрес», – я бормочу невольно
И жду в ответ – «Воистину воскрес!»
***
Я расскажу тебе, мой странный небожитель
О том, что не сойдет никак зима.
И дней земных незримый ускоритель,
Коим являюсь я сама, сама,
Никак в ноябрь мерзлый не протянет руку,
Просыпь же! Словно мать, накинь на плечи,
Как в прошлый День рождения, платок.
И белым пухом, не земля, пока что – вечер
Пусть защитит от горя и невзгод,
Снег, чья надежда велика!
Зачем же в чистый свет не вытянешься в рост?
Зачем из стопки карточек былого
Ты мне опять прокладываешь мост,
Чтоб встретила неверного родного,
Простившего меня через века.
Упала ручка и дрожит рука…
То смеюсь с тобой, то плачу
Заражаясь волшебством.
Молча выпью за удачу,
Что с весной приходит в дом.
По незримым, тонким нитям
Свет спускается с небес.
Жизнь, как вечное открытье:
Ты – со мной,
ты – жив,
ты – есть.
Оберег
Ношу твое письмо, как оберег.
Оно со мной почти четыре года…
Тогда, казалось, мне милей свобода —
Идти вперед, туда, где чистый снег.
Светлей стихов что может быть у нас?
Казалось – Слово, данное природой,
Расслышать важно, чтоб узнать в тот час —
Какая она сладкая – свобода…
Ты – не писал. Писала я стихи.
А ты лишь обнимал меня душою.
И белокрыло были дни легки,
Над жизнью, нам казавшейся, большою.
Однажды распахнув свои крыла,
Ты улетел к далеким, чуждым странам…
Найдя твое письмо стихами в ящике стола,
Я поняла, каким ты был, мой странный.
Витражи
Память, как жестокое клеймо.
Не дано запомнить, не дано.
А хотелось – каждое мгновенье,
Каждое от жизни впечатленье —
Витражом – на чистое стекло.
Пусть бы в этом доме из стекла
Жизнь моя неспешная текла.
Под ажурным радужным свеченьем
День любой – с утра – как день рожденья
Я встречала бы. Если б могла…
Голубой, сиреневый, зеленый —
Ясный Свет в меня одну влюбленный.
Обними, не размыкай же рук!
Снова плачет на заре дудук.
Все не вечно. День определен…
Только вот она какая штука —
Память – это сложная наука.
Миг любви запомнить нам дано…
Затянулось здесь мое кино.
Скоро утро – мультики – для внука.
В безмятежности апреля…
В безмятежности апреля
Притаился солнца след.
– Ты словам, как прежде, веришь?
– Спросишь. Я отвечу: – Нет.
Жаль, что нежность все короче,
День присутствием согрет.
– Ты меня отпустишь к ночи?
– Спросишь. Я отвечу: – Нет.
Ветви ветер обнимают…
Не удержат. Что за бред?
– Все ли мы весне отдали?
– Спросишь. Я отвечу: – Нет.
За кудряшками черешни
Жди меня, мой ясный свет…
– Ты вернешься, друг нездешний?
– Я спрошу. Ответишь: – Нет.
Руки
Когда на небе показалась величавая Луна, круглая, яркая, одиноко висящая над пустынной завьюженной улицей, я вышла из дома и пошла прочь, куда глаза глядели. Не потому, что одиночество гнало, а потому, что именно сегодня я должна была понять – почему я поступила в тот далекий февральский день именно так, и никак иначе. В кармане куртки я нащупала то самое письмо, которое я имела неосторожность отправить тебе. Письмо, которое поставило точку в наших дружеских разговорах, ставших слишком важными и открытыми. Письмо, ответа на которое я не ждала, но ждала поддержки и понимания, а получила черную дыру в голове.
Конец ознакомительного фрагмента.