– Теперь осторожно. Скоро будет пригорок. Кто высунется, получит пулю, и не одну, – предупредил проводник. Даже зачем-то шляпу свою натянул поглубже, хотя, кажется, куда там!

Предупреждению вняли. Шли едва дыша, стараясь не шуметь, хотя на звуки запретов не было.

Участок показался едва не бесконечным. Тропинка спустилась в небольшой овражек, затем, к немалому ужасу путников, устремилась на какой-то склон, но в стороне густо разрослись кусты, да и деревья образовывали солидную и почти непроницаемую стену.

Опять спуск, и – небольшой ключ посреди очередной поляны. Сразу вспомнилось о минах. Шедший головным Меченый застыл, оглянулся назад.

– Порядок, – успокоил Шляпник. – Тут чисто. Всем привал. Только воду из родника не пейте, иначе по ночам светиться будете.

И неожиданно заржал над собственной грубоватой шуткой.

Двор был обычным, каких много на старой окраине. Полузаброшенный сад, пара сараев, двухэтажный обшарпанный дом. Стекла покрыты вечной пылью, входная дверь едва не гнилая, полуоткрытая в незапамятные времена и с тех пор явно не закрывавшаяся. За ней виднелся подъезд. Тут обитало несколько семей, минимум две внизу и столько же наверху. Или даже по три, разницы для студентов не было. Все равно не станешь стучаться в поисках укрытия. Хонтийцы могут заложить, своим рисковать ни к чему. А идти обратно – так на ту улицу тоже должен сейчас выйти какой-то отряд. Положеньице… Вот где влипли!

Совсем близко, едва не со стороны покинутого двора, раздались крики, и сразу грянуло несколько выстрелов.

– Бежим! Быстро! – Турс бросился к забору, ведущему в другой, далекий от обеих улиц двор, с размаху перемахнул через него. Чачу ринулся следом. Краем глаза заметил: кто-то из товарищей бежит к подъезду, кто-то пытается укрыться в сарае.

Земля на той стороне ударила по пяткам, но Бат почти не обратил на то внимания и сразу бросился бежать дальше. Пробежка, опять забор, двор, арка, высокая поленница дров, очередной прыжок…

Впереди мелькала спина Турса, сзади кто-то топотал. За спиной крики чередовались с выстрелами. Затем кровь зашумела в ушах, приглушая все посторонние звуки. Больно бил по спине рюкзак. Перед глазами мелькали дворы, какие-то узенькие улицы, которые удавалось проскочить с разгона.

Наконец бежать не осталось сил. Взор застилала пелена, ноги отказывали, воздуху не хватало. Напрасно Чачу лихорадочно, до боли в горле, глотал его широко раскрытым ртом. Неподалеку смутно виднелся Турс. Руки уперты в колени, тоже никак не может прийти в себя.

Вроде преследователей нет. Хотя подойди сейчас кто, Чачу бы не услышал – все заглушал шум крови и выдыхаемый воздух.

Давненько не приходилось бегать так…

– Вот влипли! Массаракш!

Турс оглядел двор. Лицо красное, влажное от пота.

– Так это… Надо было послушаться и уезжать вчера, – выдал Морану.

Больше с ними никого не было. Кто-то пытался спрятаться, кто-то, возможно, отстал или свернул не туда в бесконечном беге…

– Тогда лучше – позавчера, – выдохнул Бат.

– А еще лучше – вообще сюда не приезжать, массаракш! – вновь ругнулся Турс.

Конечно, искали не их. Кому сейчас дело до девяти ушедших студентов? Даже если коллеги с национального отделения составляли какие-то черные списки обидчиков, в сумятице переворота проверять наличие или отсутствие в общежитии всех чужих, а уж тем более прослеживать их путь, когда судьба мятежа еще под вопросом, никто заведомо не станет.

Минимум четверть жителей города происходили из Метрополии. У многих сюда переселились еще далекие предки, другие оказались в числе беженцев во времена войны, да так и осели. Империя была одной землей. Есть ли разница, в которой из ее частей жить? Кто же мог предполагать, как все обернется? Если подумать, что им всем могло угрожать? Пограбят, конечно, не без того, кого-то побьют под горячую руку, но вряд ли больше. А там подойдут войска, задавят мятежников, и все потихоньку войдет в норму.