– Знаешь, я все чаще задумываюсь над мыслью, чтобы посоветовать нашим шефам нанять помощников для их помощников. Я запарилась разгребать все это в одну калитку, – привычно ворча, Олька вваливается в мой кабинет с очередной кипой документов. – Держи, дорогая, твоя половина.

– Спасибо, ты очень щедрая, – сдув челку со лба, указываю подбородком на единственный незанятый край стола. – Положи там.

– Да без проблем, – Сорокина сгружает ношу, но уходить не спешит. Приваливается бедром к секретеру и, скрестив руки на груди, выдает. – Ирусь, как на счет немного расслабиться и тряхнуть стариной сегодня вечером?

Прыскаю.

– Сказала старушка, которой, дай бог памяти, пару месяцев назад всего двадцать семь стукнуло.

– Не всего, а целых двадцать семь. Це-лых! – помахивает она указательным пальчиком. – Не поверишь, но мне бабуля уже плешь проела по этому поводу. У нее паника, представляешь? Как же так, у всех соседок по подъезду внучки идеальные, сразу после школы, в восемнадцать, семьи создают и детей рожают, а у нее коза бракованная. Сначала училась как не в себе. Теперь так же очумело работает.

Смеемся.

Куда катится этот мир?! Учиться и работать – меньший подвиг, чем рожать.

Печально, но всё так и есть.

– И что предлагаешь?

– Забуриться в клуб. Пропустить по паре бокальчиков полусухого и устроить грязные танцы. Чтоб всю скопленную за неделю дурь выплеснуть. Можем попутно перемыть кости Сидоровым.

– Хм, даже не знаю, Оль. Полусухое мне, конечно, нравится, – подмигиваю, – косточки размять – тоже не против, а на счет остального… давай оставим братцев-шефов в покое, и так их слишком много в последнее время. Достали, во!

Провожу ребром ладони по горлу.

Как по заказу, дверь в мой кабинет почти сразу распахивается, а на пороге застывает Максим с Антоном за спиной.

– О, вы обе здесь? Отлично. Мы на обед пораньше, после к Нестерову в офис скатаемся. Вернемся к четырем. Никуда не уходите. Приедет важный клиент.

Отказа Сидоровы не ждут. Махнув рукой на прощание, спокойно разворачиваются и неторопливо уходят.

Мы же, оставшись вдвоем, переглядываемся и, не сговариваясь, кривим носы.

– Ох уж эти важные клиенты, бр-р-р! Опять будут капризничать, ждать, что их зацелуют в зад, а после все тридцать три удовольствия по щелчку пальцев выполнят, – ворчит Олька, отлично выражая вслух общую мысль.

Киваю, поддерживая, и тихо стону, выглянув в окно. На пороге офиса с ноги на ногу переминается очередной курьер... с охапкой роз и огромной корзиной фруктов.

– Да бли-и-ин… – горестно тяну, прикидывая, что вновь придется разоряться на пересылку.

Бесит меня этот неугомонный шейх. Нет бы сразу к деткам фрукты отвозил, всё б толку больше было.

Но, хренушки!

Митина же как перевалочный пункт.

– Ир, тебе жених нужен. Думаю, только тогда Аль Мади отстанет, – делится идеей Олька, дождавшись, когда доставщик, выполнив миссию, подхватит планшет, пожелает нам хорошего дня и покинет контору.

– Да где ж я этого смертника найду? – отмахиваюсь, с неудовольствием разглядывая букет.

Вот так у людей и рождается отвращение к цветам вообще и розам в частности. А я же их так любила. Так любила… эх!

– Ирусь, да ты погоди киснуть. Вдруг сегодня повезет?

Подмигивает Сорокина, пылая энтузиазмом, а через секунду уносится прочь. Труба зовет, точнее, разоряющаяся трезвоном трубка стационарного аппарата.

Я тоже тянусь к телефону, но своему, мобильному, вызываю курьера, а, закончив, отношу цветы в общую приемную. Рассчитываю хоть так отгородиться от внимания шейха.

Наивная. Вскоре узнаю, что зря…

Когда в четыре Макс вызывает меня в переговорную, и там «радует», что важный клиент –не кто иной, как Мансур Аль Мади, еле сдерживаю гнев, прорывающийся сквозь недоумение.