На кой черт ей терпеть такие мучения? Энн посмотрела на дрожащие руки. Как грабли? Об этих гадостях лучше не думать. Она не виновата в том, что руководство пансионата запретило миссис Гёдель покидать стены заведения. И не обязана каждый день слушать поток ее излияний. Молодая женщина съела плитку шоколада. Время потрачено впустую, ее визиты не принесли ровным счетом никакого результата. Девственница-недотрога? Синий чулок? Вот сволочь! Она потеряла девственность в семнадцать лет. Энн ничем не отличалась от всех остальных и стала женщиной после выпускного бала в объятиях некоего Джона. Они оба слишком много выпили, но первый опыт общения с мужчиной хоть и не принес ничего, кроме разочарований, все же позволил преодолеть необходимую формальность. Молодая женщина с особой горечью вспоминала последствия сделанного ею тогда выбора: окончательный разрыв с другом детства Леонардом Адамсом, считавшим, что ее девичья честь принадлежит только ему и больше никому. Они не раз об этом говорили: он был нежен, а если и набирался опыта с другими девушками, то только чтобы не разочаровать ее. Они вместе учились и когда-то будут вместе стареть. Уже в пятнадцать лет Лео распланировал всю их жизнь: блестящая карьера, дом, двое детей и студия, где можно будет писать все, что заблагорассудится, – он не сомневался, что станет художником. Но Энн не хотела быть его родственной душой по определению. Она представляла собой нечто большее, чем постулат, и поэтому решила встать на путь эмансипации, отдавшись грозе женщин всего ее класса. Лео тогда уехал учиться в частную школу, и она без промедлений во всех подробностях описала ему случившееся: он никогда не лишал себя удовольствия говорить о собственных завоеваниях на любовном фронте. После этого письма Лео несколько месяцев не подавал признаков жизни. Юноша был на редкость раним: его великолепная память, помимо прочего, всегда хранила то, что он считал обидами. Он вполне мог годы спустя повторить человеку совершенно невинную фразу, не преминув рассмотреть ее под всеми мыслимыми углами. И поэтому не простил Энн, которая отняла то, что по праву принадлежало ему. Доставлять оргазм руками? Да что она об этом знает, эта старая карга, не прикасавшаяся к мужчине со времен Перл-Харбора! Впоследствии у Энн были другие мужчины, посвятившие ее во все тонкости этого дела. И ни один из тех, кому удавалось преодолеть внешний барьер ее суровости, не говорил, что она холодна в постели. Как раз наоборот, Энн стоило больших трудов избавляться от подобных «воителей», у которых после ночи с ней оставалось одно-единственное желание – вновь и вновь сбрасывать с себя домашние туфли у ее кровати.

Энн решительно никогда ничего не замечала и всегда оставалась в дураках. Адель Гёдель, как многие другие, была всего лишь сварливой старухой, не знающей на кого обрушить свой гнев.

В поле зрения мелькнуло что-то розовое. Энн вздохнула: Глэдис будет удивительным завершением этого апокалиптического дня.

– Стало быть, вы немного повздорили?

– Да, новости здесь распространяются быстро.

– Адель – человек вспыльчивый. Хотя и не злопамятный. Подумайте об этом в следующий раз.

– О чем я должна подумать?

Глэдис уперла в бока покрытые старческими пятнами руки, не понаслышке знающие, что такое маникюр. Энн она казалась несносной рекламой Барби на склоне лет.

– Сегодня у нее был день рождения! Но к ней никто не пришел. Не считая вашего блиц-визита. И не забывайте, что этот день рождения у нее последний. На этот счет она не строит никаких иллюзий.

Молодая женщина почувствовала, что ее затопило до боли знакомое чувство вины. Как она, обычно такая дотошная, могла пропустить такую дату? Энн уже знала, что будет дальше: через две минуты она начнет искать себе оправдания, а через три задумается о том, как добиться прощения.