Сжимая в левой руке коробку с неведомым устройством, ударяя ею о пол с усердием отсчитывающего ступени на плаху висельника, я пополз в сторону кухни. Путь этот я мог преодолевать теперь целую вечность, не имея необходимости торопиться. Несколько раз я останавливался, прижимаясь затылком к холодящей стене, закрыв глаза и тяжело дыша открытым ртом, впиваясь ненасытным взглядом в видения гастрономических чудес.

Перебравшись через угол, я позволил себе короткую остановку без необходимости. Здесь я обнаружил на полу извивающийся кишечным червем волос моей жены, подобрал его с липкого дерева и намотал на палец, превращая волнистое золото в обручальное кольцо.

Оставив мешавшее мне устройство на полу, я отправился дальше, в близости цели обретая восторг и уверенность в достижении ее.

Вознося надо мной величественную темную громаду восхитительной мерзости, холодильник соблазнительно мерцал искорками в блестящем покрове его, полускрытый мглистым туманом неприступный горный пик, манящий отчаянных альпинистов, погубивший уже многие тысячи их, складывающий их с аккуратностью собирающего непристойные рисунки коллекционера.

Сев на колени, положив на пол руки, я изучал его, сощурив глаза и замедляя дыхание, пытаясь понять, как лучше мне совершить мое самоубийственное восхождение, мой искупительный штурм. Благодаря окну кухни волнующая дымка не так сильно мешала здесь взору и было немного светлее, насколько позволяли темные шторы, боявшиеся стиральной машины и позволившие среди желтоватых изгибов своих прорасти жесткосердным орхидеям, зародиться настороженным гекконам.

Лишившись снаряжения и всех товарищей, я в одиночестве предстал перед неприступным пиком. Понимая, что мне следовало отступить, я не мог все же совершить того, ведь означало бы оно предательство последних остатков вожделения, сохранившиеся в иссыхающих лакунах моего тела. Дрожащие, скрючившиеся правые пальцы мои коснулись мертвящего ледника, медленно поползли по нему, минуя уродовавшие гладкую его нежность магнитные наросты. С трудом удалось им миновать клыки вздыбившегося черного волка, ничуть не заинтересовали их дворцы и купола из слоновой кости, не смогли помочь разрывающие аквалангиста касатки, занесенные в эти высоты взбалмошным смерчем, лишь мгновенное улыбчивое отдохновение принесли высокие краснотелые цветы. Высунув длинные языки, намекая на увлекательные удовольствия, смеялись над страданиями восходящего орхидеи. Ящерицы же наблюдали с любопытством неудачников и, скорее всего, делали ставки, уверенные в моем очередном поражении. Ухватившись за впадину на верхней грани нижней дверцы левой рукой, я подтянулся, обеими ладонями оперся на холодильник и, уподобившись геккону, прилепляясь к искристой гладкой поверхности, гулко шлепая по ней, взобрался, поднимая себя, на полную высоту своего роста. Отросшими за последние недели ногтями подцепив верхнюю дверцу, я потянул ее на себя и она поддалась с неожиданной легкостью, лишь мягкий издав всхлип белой присоски и едва не ударив меня по голове. Увернувшись, я понял, что окажись нападение удачным, следующие несколько часов я провел бы без сознания на полу, если бы не закончилось то падение очередной травмой или сотрясением мозга. Все в этой квартире, даже купленные на мои деньги вещи, восставало против меня и я не видел в том ничего удивительного. Состояние мое убеждало их в слабости того, кто долгие годы был их вожаком и стая проверяла меня, намереваясь найти себе нового лидера и видя единственным претендентом на то место Ирину.

И вот тайные кладовые открылись передо мной.