Но кроме того – пещера была последним средоточием простоты, отторгающим всё наносное, привнесённое, лишнее, Новое. Для миллиардолетней истории этого мира Новым было и всё Старое. Сама жизнь человеческая была чем-то Новым. Сама смерть.
Иному человеку лишь на это и остаётся полагаться. Он привёл сюда её в надежде на невозможное, привёл, совершив безумное в своей бесполезности путешествие через моря, страны, подземные реки и горные массивы. Привёл. И теперь имел возможность лицезреть весь тот ужас, какой неминуемо разгулялся бы в гуще лесов и на просторах степей, пронёсся бы по городам и весям, который раз изменяя образ Средины и самой Иторы Многоликой…
Он имел возможность лицезреть, но не имел возможности оставаться в стороне.
Сияющее гало незримого света окружало то, что некогда было его невольной попутчицей. Волны чужой воли сотрясали самое естество окружающего мира – от недр до небес – они метались, закупоренные в узилище древней пещеры, отторгаемые историей этого места, но уже не сдерживаемые собственным носителем. Задорная девушка впервые настолько всецело поддалась влиянию порчи, растворившись в ней словно бы уже навсегда. Вихрь невыносимого пламени принялся уже и за чужое – его собственную душу.
Человек не моргая следил за этой яростной псевдожизнью, пока ничего не предпринимая, но уже напрягшись для решающей схватки. Первый бастион на пути к свободе всевластия рухнул, но его единственный защитник ещё жив, стоит только в этот раз отбросить врага – борьба будет продолжена. Борьба до последней капли человеческих сил. Отбросить? Как можно обороть врага, у которого нет ни меча, ни доспехов, ни собственно физического тела? Оружием, к которому привыкли руки, тут не поможешь. Только чистая воля, несгибаемая сила собственной души, всё искусство жить, которое тебе отпущено.
Человек выгнулся струной, и ярость его крика ударила по сгустку вражеской воли. Гнев клокотал, ярился, дрожа подобно туго натянутой тетиве. Подобно струне сладкозвучной лизанны. Подобно песне, самой обыкновенной песне, какие поют на привале дружинники. Поют, быть может, за однёшку до смерти.
Перевал был таким же пустынным, как и три круга назад. Тропа вилась меж скал едва заметной цепочкой тайных отметин, позволяющих провести лошадей да и самому шею не свернуть. Ходить этой тропой кому попало не складывалось, добрые же горные ветра вмиг заметали торный путь снежной пылью из расщелин скал, так что оглядись назад – где следы твои, куда подевались? Не сыскать тех следов.