Как силуэты в некой призме,
Лучами в гало преломившись,
Как от воды слегка размывшись,
И, радугой окружены,
Бывают нам порой видны…
Как сферы в грозди винограда
Растут и множатся монады,
Соприкасаясь меж собой,
Тут может дать система сбой…
А есть эффект фата-морганы,
Над горизонтом, над водой,
Суда парят над морем прямо
Как бы в реальности другой.
И гибнет путник в миражах,
Стремясь к оазису в песках, —
Он видит ясно средь пустыни
Спасенья своего картины…
В день жаркий, знойный на шоссе
Зеркальность луж встречали все,
Подъедешь – сушь везде стоит,
А дальше снова всё блестит!
Нам зренье обмануть несложно,
Явлений много видим ложных,
Мы ограничены в познаньях,
Но надо ширить нам сознанье…
Веду к чему я эту речь —
Мы можем мифом пренебречь,
Но в мире наших представлений,
Корабль наших убеждений
Однажды может дать нам течь…
Бывает всё под солнцем этим,
И тайн бессчётно есть на свете,
И тот скиталец, может быть,
Всё продолжает бороздить
Моря, заливы, океаны
В реальности фата-морганы,
Попав во времени петлю,
Чтоб вечно плавать кораблю,
Не зная старости и тленья,
Без смерти как отдохновенья,
Под качку волн стремясь к покою
И примирению с судьбою…
* * *
Итак, легенда о Голландце,
Что обросла уж бородой,
О том таинственном Скитальце,
Что прочит миг всем роковой.
История быль иль полуправда,
Что к нам из глубины веков
Дошла, домыслена изрядно,
Чтоб взволновать вам в жилах кровь.
В старинных пожелтевших книгах
И судовых журналах ветхих
Находим капитана имя,
Голландец был он – Ван дер Декен.
Клянётся кто-то, что Ван Страатен,
Из Делфта – истинный Голландец,
Но, как бы ни было, согласен —
Свирепым нравом отличался.
Была из кожи плеть при нём,
Где на конце свинцовый шарик,
И борода в грозу на нём
Рыжела, словно загораясь.
Он плавал к Индии и к Яве,
К Антильским дальним островам,
И где другие погибали,
Он невредимый проплывал.
Казалось, были нипочём
Ему ни бури и ни рифы,
Корабль как заговорён,
Но помогали не молитвы.
Ему во всём была удача,
Везучий был всегда и горд,
Любил он славу больше злата,
И неуместен был с ним торг.
Он был известен, даже слишком,
На всех причалах и портах,
О дерзком нраве было слышно
На самых дальних островах.
Был экипаж ему под стать,
Отпетые головорезы,
Иль кто с законом не в ладах —
Лихого нрава и замеса.
Возил шелка, корицу, перец,
Не брезговал живым товаром,
Их мёрло много от болезней,
И он выбрасывал их за борт.
Косяк акул за кораблём
Шел по пятам, не отставая,
Они жирели с каждым днём,
Подачки новой ожидая.
На мачте даже развивался,
Весёлый Роджер иногда,
И капитан на абордаж шёл
На одиночные суда.
Сходило с рук ему всё это,
И с ним была удача снова,
Ведь он не оставлял свидетельств,
Сам дьявол бил ему подковой.
Лишь капитан сходил на берег
И шёл по городу вразвалку,
Шептались тихо – это Декен,
И спины гнули все вповалку.
Входил в кабак с своей ватагой,
Горланя песни без разбора,
И каждый местный завсегдатай,
Спешил убраться поздорову.
Хозяин резвостью не славен,
Быстрей сновал средь бочек с пивом,
Проворность редкую являл он,
На стол тащил всё суетливо.
Индеек жарил над огнём,
Их поливал сухим вином,
И жирных каплунов вдобавок,
Вздыхал он – вечер будет жарок…
Стараясь услужить как лучше,
Вся челядь тут же на подхвате,
И чтоб не стало чего хуже,
Не заикался об оплате.
А гость, насытившись изрядно
И раскуривши важно трубку,
Начнёт рассказ невероятный,
И блеск в глазах играет жуткий.
Как продирался он сквозь шторм
И рухнула его фок-мачта,
Но всё равно корабль провёл
Чрез зубы рифов он удачно.
Как не затёрло чуть во льдах,
Почти раздавлен был корабль,
Как мимо айсберг проплывал
Со шхуной вмёрзшей и командой.
Молили моряки спасти,
Но он не повернул назад,