– Больше не буду прикрывать тебя, когда позвонят твои родители. Постарайся справиться с ними сам, отродье.

Сесили берет Крея за руку.

– Не переживай. Ведь у тебя есть мы.

– Эй! Не вздумай красть моего приемного сына. – Реми отталкивает ее и осматривает Крея. – Эта женщина что-нибудь сделала тебе, отродье? Расскажи моей светлости, и я разберусь с ней.

Мой кузен поднимает бровь.

– По-моему, ты от меня отрекся?

– Глупости. Если я не буду с тобой возиться, то ты же не выживешь!

– А ты уверен, что не наоборот? – Сесили скрещивает руки. – Когда ты таскаешься с Креем, то чувствуешь, что поступаешь хорошо, так что получается, ты оказываешь услугу сам себе.

– Звонили из полиции зануд и сказали, что ты самая занудная из зануд и поэтому никому не нравишься.

– Уверен, что это была не полиция по борьбе с мужской проституцией, которая сообщила, что у тебя повышенный риск ЗППП?

– Сказала сейчас ханжа.

– Если ты думаешь, что я оскорбилась, то попробуй еще раз. По крайней мере, мне не грозит заражение венерическими заболеваниями.

– Существует такая штука, как презерватив. Слышала о такой? Ой, прости, забыл, ты же ханжа.

– Однажды он забыл воспользоваться им, – говорит Крейтон, и мы все поворачиваемся к нему. – Презервативом.

Реми хватает его за шею.

– Не вздумай разглашать секреты моей светлости, наглый ублюдок.

Сесили напоминает собаку, которая нашла кость, и бросается на Реми со свирепостью воительницы.

Я смеюсь, или, точнее, выдавливаю смех, притворяясь, что чувствую себя счастливее, чем есть на самом деле. Притворяюсь, что происходящее помогает уменьшить хаос, творящийся внутри меня.

Краем глаза вижу, как мелькает черная полоса, и поворачиваюсь так быстро, что удивляюсь, как не упала.

Опять.

Уверена, что кто-то наблюдает за мной из тени, следит за каждым моим шагом.

Температура тела повышается, и я провожу ладонью по краю шорт.

Раз.

Два.

Карман жжет телефон, и не могу перестать думать о сообщении, которое получила два дня назад.

Я не хотела думать об этом сейчас, запихивала эту мысль на дальний план и старалась притвориться, что ее место среди всего остального хлама, который разрушает мою жизнь. Но не думаю, что могу так поступать дальше.

Дело уже не в Деве? Или все намного хуже?

Разговоры друзей начинают растворяться, превращаясь в белый шум. Мое зрение теряет четкость.

Ничего нет.

Не вижу даже свои пальцы.

Я поднимаю правую ногу, затем левую. Иду, но не понимаю куда.

Или как.

Уверена лишь в том, что нужно убираться отсюда.

Сейчас же.

Я напишу ребятам позже и скажу, что неважно себя чувствую. Хотя, возможно, стоит придумать новое оправдание, учитывая, что в последнее время я использовала его довольно часто…

Сильная рука зажимает мой рот, и я вскрикиваю, когда меня откидывают назад.

Только один звук вырывается из меня – жуткий, приглушенный крик, наполненный отчаянной жаждой жизни.

Жестокая рука зажимает рот, когда меня прижимает спиной к стене. Мои глаза расширяются, когда встречают взгляд психопата.

Тусклый, безжизненный – как и две ночи назад.

Он говорит тихо:

– Тебя трудно поймать одну, Глиндон.

Однажды дедушка сказал мне, что наступят моменты, когда я буду чувствовать себя в ловушке, и выход из нее будет невозможен.

Меня будут душить.

Я почувствую себя не на своем месте, словно вокруг меня смыкаются стены.

Он сказал, что если вдруг случится такое, главное – сохранять спокойствие, не позволять страху поселиться в душе.

Бедствие может как убить, так и помиловать тебя, принцесса. Но от ужаса перед ним точно погибнешь.

Хотелось бы мне обладать достаточной властью над своим разумом, чтобы суметь обдумать слова дедушки. Мне хотелось быть сильной, как он, дядя, папа или мама.