(Люцифер делает последнюю паузу.)

Господь еси…

Высокий Суд, dixi!

РЕЧЬ МАТЕРИ ИСИДЫ

ИСИДА (выйдя к трибуне, всматривается в свои записи,

поправляет на груди белоснежный шарф).

Тьму лжи и мглу клевет

Свет истины да одолеет!

Перед Судом – рационал…

На этом держится весь иск.

Но сколько ни трости о сладости молва,

Во рту у вас не явится халва!

Что понимает под рациональностью Учение?

(Кланяется Боди-Богу.)

Природы-матери вольготное течение,

Благое Божье поучение,

Оправленный в законы разум –

И всё это не вразнобой, не вразнотык, но разом!

Что двигало злосчастным подсудимым,

На чём он сам в Суде настаивал?

Побудки первобытной стаи.

(Исида смотрит на Иакова с жалостью.)

Где европейская вазэктомия?

Где резаки, прошедшие ординатуру?

Нет ничего и никого.

Мы видим банду пьяных маргиналов,

Секатором орудующих сдуру!

Мой подзащитный знает

Ряд примитивных опций,

Известных пресмыкающимся гадам:

Боязнь врага животная,

Без меры насыщение,

Блаженство копуляции за бабки ночью в сауне

И утренняя дефекации отрада.

Отметим, что опорожняется пострел

В том самом месте, где он только что поел.

Классический вегетатив!

Его особая черта – ни с чем несоразмерный аппетит.

И не случайно медики Российского Минфина

Категорически ему не разрешают

Перед обедом пить аперитив.

Даже такие лёгкие коктейли с фруктовою навёрткой,

Как «камикадзе» и «отвёртка».

Клиент страдает булимией,

И это – не обман, не шельмовство –

Неукротимое,

Мучительное,

Свинское обжорство.

И чтобы как-то продержаться до обеда,

Он в ресторане молится и ропщет,

И даже похищает пищу у соседа.

А поданный больному супчик на овощном пюре

С чесночными ржаными гренками

Он просто лакшит через край тарелки

И в ожидании второго рычит и гавкает,

О чём есть в деле справка психиатра.

Мы просим Суд учесть

Означенное обожратство,

Как обстоятельство, смягчающее

Произведённые клиентом гадства.

Его диета по объёму гениальна,

Но явно не рациональна:

Сожрать заначку нефтяную в ближайшие года,

А дальше – не расти трава…

(Исида пересматривает записи.)

Как бы Суду бросая кость,

Иаков говорил о соблюдении приличий,

Божественных обрядов и обычаев.

Но именно на бога он набычился.

От веры доверитель наш давно отпал,

Что, собственно, не диво:

Он сам, по сути дела, бог

Беспомощных вегетативов.

(Исида обводит глазами присутствующих

и продолжает с особым значением.)

Иаков на допросе поминал о десятине.

Но в деле нет прихода

На счёт Небесного чертога,

Его проплаты не дошли до Бога!

Он финансировал бальзамы, фимиамы,

Заказывал молебны на изгнанье бесов,

По храмам мощи выкупал святые,

Но всё это – из шкурных интересов.

На веры стол, пожалуй, бросим мы

Лишь несколько баранов,

Лишённых кроткой жизни на байрамах…

ИАКОВ (с дрожью в голосе).

Не в глаз, а в бровь:

Люблю горячую баранью кровь!

А переписыванье Торы?

Это вам как, мадам?

Я столько забашлил писцам!

На эти денюжки я вычистил бы стойла Авгия!

ИСИДА (небрежно).

Какая это вера? Магия!

МАТФЕй .

Ишь раскормился за народные налоги!

В узилище его!

Пусть Люцифер ему пообломает роги!

(Боди-Бог предупреждающе ударяет молотком.)

ИАКОВ (Матфею возмущённо).

Что вы всё время по соседним клавишам-то лупите?

Читайте ангелам своим моралите!

Вы телевизор смотрите?

Вы пропустили о моей борьбе с Российскою империей

Последние сто серий!

ИСИДА (поучительно).

Рационала ли, вегетатива ли

Клеймить позором надо объективно.

За нашим доверителем не только гадства,

Но и заслуги налицо.

Кто русам распечатал мир?

Кто их, погрязших в страхе, вдохновил

Забыть напутствия ментов

И скинуть леерами кумиров с постаментов?

Для этого Иакову пришлось на вече

Разинуть бункер шире плеч!

Кто Ильича и Феликса, поверженных,

Приканчивал на мостовых камнями и железом?